Верховная жрица
Шрифт:
Но когда позднее актриса попросила у проходящего тюремщика разрешения позвонить по телефону, тот только рассмеялся.
– Ты еще вернешься! Я знаю свои конституционные права. У меня есть право вызвать своего адвоката. Я американская гражданка, лауреат премии «Оскар». Ты слышишь?
Глава 23
В горной деревушке Тингри не вращалось ни одно молитвенное колесо. Кельсанг Дарло стоял на железной крыше своего скромного каменного домика, вся его семья дрожала от страха. Но сам Кельсанг Дарло не проявлял ни малейшего беспокойства.
Кто-то украл ящик с ручными гранатами из бывшего монастыря, где теперь стоял гарнизон ненавистной Народно-освободительной армии. Всем было ясно, что это дело рук Чуши Гангдрук, но никто не знал, кто именно принадлежит к Чуши Гангдрук, кроме самих ее членов.
Поэтому ни один тибетец, не состоявший в этой подпольной организации, не мог выдать тех, кто в ней состоял.
И когда китайский капитан Ран Гохуа не смог добиться у жителей Тингри признания, где именно находятся украденные гранаты, он тем не менее отступился. Просто решил подождать подходящей грозы.
В горах стояла весна, то время года, когда довольно часты грозы и сильнейшие ливни, поэтому капитану Гохуа пришлось ждать не так уж и долго.
В сопровождении своих солдат он еще раз обошел деревенские дома – не для того, чтобы снова обыскать, нет. Он хотел отобрать десятерых. Десятерых видных тибетцев. Глав семейств, утрата которых чувствовалась бы особенно остро.
И когда разразилась сильная гроза, он заставил этих ни в чем не повинных людей взобраться на крыши своих домов и ждать, когда их поразит молния.
Добрые жители Тингри уже не в первый раз подвергались такой изощренной казни. В прошлый раз из пяти человек погибло двое. Но последнее преступление было очень уж тяжким. Капитан Гохуа хорошо понимал, что похищенные гранаты, если их не найдут, будут пущены в ход против его же собственных солдат.
И вот уже десять человек преданы ярости стихии и прежде всего льющему как из ведра ливню. Когда отхлестал ливень, все десятеро стояли так же прямо, такие же неукрощенные. Среди свежих дождевых капель на лицах трудно было различить слезы, вызванные жутким ожиданием страшного конца.
Но ни одно молитвенное колесо не молило своим вращением о пощаде, ибо китайцы заставили жителей Тингри переплавить медные колеса на снаряды и патронные гильзы. Какое святотатство! Бесконечное святотатство, которое длилось до сих пор, начиная с далекого года Железного Тигра.
Кельсанг Дарло молился, чтобы в случае его смерти Господь Будда избавил его жену и детей от дальнейших издевательств. Он пытался понять солдат – они всего лишь выполняли приказ капитана, который, в свою очередь, выполнял указание пекинских лидеров. Но как понять и простить изнасилования? Молодым женщинам Тингри предложили работу, причем оплачиваемую – служить медицинскими сестрами в Народно-освободительной армии. Но в первый же день их изнасиловали.
Позднее они все же прошли курс обучения. Те, кто не покончил с собой, стали хорошими медсестрами, однако свои обязанности они исполняли грустно и молчаливо. Это было так необычно для тибетских девушек, которые от природы отличаются веселым, жизнерадостным нравом. И такова была участь всех тибетцев с самого начала китайской оккупации.
Зазмеившаяся на темно-синем северном небе молния раскололась надвое и ударила сразу по двум горным вершинам. Целое море ослепительного света!
Гром донесся лишь через двадцать секунд. Кельсанг невольно вздрогнул. Грома он почему-то боялся сильнее, чем молнии.
Но больше всего он боялся зеленых солдат Китая. Молния ударяет слепо и без злобы. Молния не карает, не насилует молодых женщин. Делает только то, для чего предназначил ее Господь Будда.
Кельсанг помолился, чтобы молния поразила китайцев, но тут же раскаялся в своей молитве: не в его натуре было желать зла кому бы то ни было. Впрочем, притеснения, которым китайцы подвергали его народ, пошатнули его веру.
Он начал молиться другим богам, покровителям веры, Лхамо, Гонпо и Яме, богу Смерти. Может быть, кто-нибудь из них смилостивится.
Снова вспыхнула молния. На этот раз южнее, за плато.
В ночи вдруг отчетливо высветился силуэт человека. Высокого. Слишком высокого для тибетца или китайца. Разряд последней яркой молнии длился достаточно долго, чтобы Кельсанг смог разглядеть этого идущего по плато незнакомца.
Он шел с непокрытой головой, одежды его явно были слишком тонки для холодной тибетской ночи. Приковывали внимание огромные, как вязанки дров, кисти рук.
И тут Кельсанг заметил, что в него, сурово нахмурив полуприкрытые зелеными шлемами лица, целятся из своих винтовок два китайских солдата.
Кельсангу приказывали держать голову выше, чтобы молния поразила наверняка. Если, конечно, он не надумал признаться в совершенном преступлении.
Так как бедняге не в чем было признаваться, он поднял голову и посмотрел на север.
Полыхнула еще одна молния, и Кельсанг вновь увидел человека с громадными кистями. Может быть, это отшельник, спустившийся с гор, чтобы укрыться от грозы, или какой-то монах. Он горько пожалеет о своей неосмотрительности, когда его схватят китайцы, подумал тибетец.
Незнакомец же продолжал гордо шествовать вперед, сосредоточенный и неустрашимый. Так, бывало, ходил по долине дед Дарло в те еще времена, когда тибетцы были хозяевами на собственной земле. Приятно видеть человека, явно не испытывающего никакого страха. В Тибете давно уже днем с огнем не сыскать подобных смельчаков.
Любопытно, кто этот неустрашимый храбрец?
Следующая молния ударила на западе. Как будто что-то взорвалось, и Кельсанг повернулся.
Закурилась одна из крыш. Человек, еще минуту назад живой, вмиг обгорел. Тело заметно дымилось, и до ноздрей Кельсанга донесся противный сладковатый запах.