Верховный Главнокомандующий
Шрифт:
Артполк делился на лёгкий и тяжёлый дивизионы: в первом было шесть четырёх-орудийных батарей, во втором две трёх-орудийных.
Две лёгкие батареи оставили — пристреляв заранее по площадям, оборонять Основную оборонительную линию, все остальные сосредоточили на участке контрудара. Каждая батарея была прикреплена приказом к конкретной части и, её командир со связистами, обязан был быть практически в передовых цепях и корректировать огонь по телефону. Я лично, в «доверительной» беседе с каждым — положа одну руку с «наганом» на Библию, а другой крестясь на Святые Образа, обещал
— Оно и, к лучшему — меньше мешать будут своими «ЦУ»!
«Ценными указаниями», то есть…
Горные же орудия и противоштурмовые — что практически одно и тоже, распределили по стрелковым полкам для оказания «непосредственной поддержки в бою». Даже, успели провести небольшие показательные учения!
К полудню следующего дня прибыл генерал Шишкин с сопровождающим его есаулом Мисустовым, для налаживания взаимодействия в предстоящей операции… Казаки, они особого подхода требуют!
— Понимаю, господин генерал, дивизии у Вас «второочередные» — из казачков уже в возрасте, не любящих рисковать головой… Так, с них особых подвигов и не требуется! НАОБОРОТ!!!
Генерал, вяло «напружинил уши» — как старая и уставшая от жизни, но умная и опытная охотничья собака.
— Вот, смотрите, господин генерал: как только мы запечатываем немцев вот в этом «котелочке», перед вами открывается полный оперативный простор и свобода действий! — показывая по карте, «дул» я начальнику казачьей бригады в уши, — беззащитные немецкие тылы — отдельные подразделения ландвера и интенданты, интенданты, интенданты… Сорок тысяч одних только интендантов!
Склонившись к самому генеральскому уху, я доверительно в него прошептал:
— А Вы знаете, до чего ж, немецкий интендант в эту — в осеннюю пору, ЖИРЕН?!
— Любой интендант жирен, Ваше Величество, — несколько оживился и, ел меня глазами Шишкин, — но германский — ОСОБЛИВО!!!
Чуть позже, с глазу на глаз, я сказал Мисустову:
— Господин есаул! Будьте неотлучно при штабе этого генерала! Понукайте его, направляйте и управляйте им и, не бойтесь в случае чего голос повысить или моим именем власть употребить. Самое главное: сделайте всё, чтобы до каждого — самого задроченного казачка, моя мысль про «жирного немецкого интенданта» дошла!
— Не извольте сомневаться, Ваше Величество! ДОЙДЁТ!!! — пообещал тот, блестя горячими кавказскими глазами и нервно поглаживая эфес своей шашки, — слово я одно волшебное знаю: «ХАБАР»!!!
Что-то, как-то сразу, всё пошло не так… Даже, начиная со сроков! Не знаю, отчего и почему — но немцы дали нам для подготовки ещё полдня. То ли, я что-то забыл — то ли Свечин в своих мемуарах что-то намутил, но немецкое наступление началось не с утра — а ближе к вечеру.
Причём, не совсем там — где я этого ждал. Вместо утреннего удара по бывшим позициям уже несуществующего 5-го Финляндского полка, немцы, совершенно неожиданно — но как-тобуднично, с полудня «обрабатывали» полудюжиной лёгких батарей позиции бывшего 8-го Финляндского полка у села Камели. Впрочем, это было почти рядом и на наши планы, такое изменение «реальной» истории отразилось слабо…
Вдруг, немецкие артиллеристы, как будто озверели!
Примерно с четырёх часов дня, их огонь многократно усилился и, с места нашего со Свечиным наблюдательного пункта, артподготовка по звуку стала напоминать оркестр из одних — сплошь лишь барабанщиков.
Наша шестиорудийная батарея устаревших тяжёлых гаубиц — предназначенная в «жертву», из-за села лениво — как бы с одышкой отлаивалась, бросая снаряды — начинённые ещё чёрным порохом, куда-то в лес — откуда должны бы атаковать немцы.
С удаления в три-четыре версты, это действо не выглядело особенно впечатляющим! Ну, гремит где-то и, что?
Мы с генералом Свечиным, сидя у окошка в той же избе, попивали чаёк, наблюдали и разговаривали, позёвывая. Он то помоложе — а я, по правде сказать, уже давно на одном лишь адреналине держался, вызываемым аутотренингом…
Через два часа артподготовка стихла и, на опушке леса показалась немецкая пехота, которую напутствовал их командир верхом на лошади. Цепи ландвера несколько парадно построились и, не ложась, медленно пошли вперёд.
Наши «старушки» на минут на десять замолчали… Атака производилась не оттуда, откуда её ждали и нашим пушкарям, видимо, пришлось разворачивать свои пушки образца прошлого века. Затем, «старушки» открыли по немецкой пехоте огонь шрапнелью. Ещё через десять минут, шрапнели стали ложиться «правильно» и, это произвело должное «впечатление»: немецкое наступление в один момент перестало напоминать парад! Немецкий командир скрылся в лесу, а пехота — ломая правильность цепей, в беспорядке побежала, спотыкаясь вперёд — на наши позиции, выйдя из зоны нашей со Свечиным видимости.
Ещё через час, после ружейно-пулемётной трескотни в самих Камелях и, учащённо-астматического «кашля» наших вывезенных из Ковно «старушек», наступила тишина и из того же леса показались колонны немецкой кавалерии. Кажись, это были немецкие уланы — в потешных шлемах с «крылышками» и с старомодными пиками…
— Красавчики! Как хорошо идут: сразу видно — ЕВРОПЭЙЦЫ!!!
— Что-то, они рано в прорыв, — озабоченно прилип к окошку с биноклем Свечин, — не по нашему плану…
— Действительно, что-то пошло не так! — согласился я, довольно потирая руки, — так, что с них взять — «сумрачный германский гений»! Но, нам кажется, это будет на руку…
— Возможно, возможно… С чего вдруг, они так рано в прорыв кавалерию вводят?! — всё никак не мог успокоиться генерал, — как будто куда-то торопятся.
— Возможно, начальство хороший поджопник дало… Как бы там не было, операция началась! — действительно, связисты уже сматывали свои провода в катушки, — не буду дальше Вам досаждать своим присутствием, господин генерал… Действуйте по плану и, если что, не стесняйтесь импровизировать Удачи, господин генерал!
— Удачи, Ваше Императорское Величество!