Вернадский
Шрифт:
Вот и Владимир Иванович после интенсивной работы в лабораториях и научных библиотеках отправился в геологическую экскурсию по Европе. Сначала вместе с немецким геологом К. Циттелем провёл несколько маршрутов в Баварских Альпах. В Швейцарии встретился с другом детства и участником братства Андреем Красновым.
О том, как он проводил время в перерывах между маршрутами, можно судить по его письму из Цюриха:
«За эти два дня я успел осмотреть здесь: ботанический сад, зоологический музей, антикварный музей с очень интересными остатками свайных построек и доисторической археологией, еще педагогический музей,
На другой день: «Все никак не могу покончить с минералогической коллекцией… Сегодня просидел за минералами 7 часов и не кончил».
Из Женевы друзья отправились (преимущественно пешком) вдоль реки Роны; спустившись в долины Франции и продолжая путь на запад, попали в область древних вулканов — Овернь. Оттуда Вернадский отплыл в Лондон, где участвовал в работе IV сессии Международного геологического конгресса.
Для современного геолога это может показаться странным, но на лондонской сессии 1888 года высказали, в числе прочих, мнение о происхождении кристаллических сланцев в результате химического осаждения из водных растворов. Это было отголоском древней идеи Всемирного потопа.
В Лондоне Вернадский познакомился с четой геологов Павловых. Алексей Петрович Павлов, профессор Московского университета, пригласил его после защиты магистерской диссертации переехать на работу в Москву.
Вернувшись в Мюнхен, Вернадский хотел продолжить опыты: «У меня масса вопросов, которые совсем мной не разрешены и остаются мне непонятными». Мутман торопил его: пора публиковать статью.
Наконец статья написана и передана Гроту. Он, увидев две подписи, Вернадского и Мутмана, потребовал от последнего отчета о проделанной работе. У него почти никаких собственных записей не оказалось. Грот настоял, чтобы автором остался один Вернадский.
Наталья Егоровна написала мужу, что рада за него, ведущего интересное научное исследование. Он ответил: «Громадная масса работы чисто механической, которую делаешь по чувству долга, по предвидению цели, — работы скучной, утомительно тяжелой. Эта работа является превосходной школой терпения, требует нервной выдержки».
Он уехал в Париж, где занялся искусственным получением минералов в лабораториях Ле Шателье и Фуке. Заинтересовался он строением силикатов — минералов, состоящих из соединений кремния. В земной коре они преобладают. Изучены они были слабо из-за сложности их структуры.
Вернадский провёл опыты с нагреванием силикатов и убедился, что многие химические соединения образуют разные минералы, в зависимости от условий их формирования. Он предположил, что многообразие форм (полиморфизм) характерен для всех веществ. Эту мысль он хотел положить в основу своей диссертации: «Каждое вещество способно при определенных точках температуры принимать в твердом виде различные состояния».
Постоянная изменчивость минералов, их рождение, рост и разрушение, их малозаметные, но обязательные индивидуальные черты — все это сближало их с живыми организмами. Просто у минералов особая жизнь, включенная в круговорот превращений материи. Возможно, прав был Евграф Максимович: есть лишь вечная жизнь!
…Вернадский так оценил результаты своих работ: «У меня появляются
А. Е. Ферсман писал: «Владимир Иванович с увлечением занимался экспериментальной работой, вспоминая свои первые анализы и опыты в Париже. Он очень любил эти часы спокойного химического анализа.
Однако все-таки это не была его научная стихия. Ему обычно не хватало терпения спокойно довести анализ до конца. Он не был по существу химиком-экспериментатором, хотя и был прекрасным знатоком химии и до тонкости понимал химическую мысль и ее новые пути».
Не только химия увлекала Вернадского. Он никогда не жил одной наукой. Его интересовали все проявления творчества. Находясь за границей, посещал музеи, театры, картинные галереи (в праздничные и воскресные дни старается совершать геологические маршруты).
В Мюнхене он посетил Пинакотеку, где его поразила картина великого немецкого художника Дюрера «Четыре апостола», или «Четыре евангелиста». Хотя оба названия не точны. Изображены три апостола — Иоанн, Пётр, Павел — и евангелист Марк.
Знатоки по-разному толкуют содержание картины. Искусствовед М. Хаммель видел в ней «сверхчеловеческие типы, высшее проявление простоты и величия». По мнению историка искусства С. Рейнака, картина преследует цель «вернуть христианство на прежний путь» (она написана во время религиозных распрей и Реформации в Германии).
Иначе оценивал смысл работы Дюрера его друг Нейдерфер, рукой которого были каллиграфически выписаны на картине слова из Писания. Они предостерегают: не принимайте заблуждения человеческие за божественную истину; не верьте лжепророкам; умейте сомневаться; отдаляйтесь от тех, кто жаждет собственных удовольствий и никогда не сможет дойти до познания истины; остерегайтесь книжников, кичащихся своим высоким положением и поучающих.
Согласно толкованию Нейдерфера, Дюрер изобразил четыре обобщённых человеческих темперамента: сангвиника, флегматика, холерика и меланхолика.
Вернадский подолгу стоял перед картиной, вглядываясь в могучие фигуры. Он понял её по-своему.
Апостола Иоанна (он стоит слева, держа в руке раскрытую книгу, и внимательно, спокойно её читает) Вернадский счёл образом религиозного мыслителя, искреннего искателя правды.
Рядом с Иоанном апостол Пётр, который держит в руке ключ от Царства Небесного и заглядывает в раскрытую книгу. «Он в конкретных словах разъяснит то, что говорил другой, то, к чему мчалась мысль и чувство другого, более глубоко понимающего человека. Он не поймёт его, исказит его, но именно потому его поймут массы».
Справа — два других лица. «Один гневно смотрит кругом — он готов биться за правду. Он не пощадит врага, если только враг не перейдёт на его сторону. Для распространения и силы своих идей он хочет и власти, он способен вести толпу».
(В этом случае Вернадский не учёл одну деталь: Дюрер написал евангелиста Марка, то есть толкователя и отчасти вульгаризатора учения, горящего желанием внедрить его в массы.)
«А рядом фанатическое зверское лицо четвёртого апостола. Это мелкий деятель. Это не организатор, а исполнитель. Он не рассуждает, он горячо, резко, беспощадно-узко идёт за эту идею».