Вернадский

Баландин Рудольф Константинович

В апреле 1893 года Владимира Вернадского посетил Лев Николаевич Толстой, знавший его отца. Судя по всему, писателя заинтересовали идеи молодого учёного. Помимо всего прочего, зашла у них речь о бессмертии души. По записям Вернадского и высказываниям Льва Толстого можно не дословно, но по сути восстановить отдельные детали их разговора.

— Вера в бессмертие души, — утверждал Вернадский, — помогает человеку переносить тяготы жизни и страх смерти, помогает ощутить духовное единство с вечным и бесконечным миром.

— Я совсем не чувствую потребности в этой вере, —

возразил Толстой. — Она есть самообман. На первой стадии своего развития человек ставит в центре мира собственную личность. На второй стадии этот центр переносится на семью, общество, на все человечество. И только на третьей стадии человеку дано осознать бесконечное и свое единение с ним. Не только умом постичь, а всей душой почувствовать бесконечность мира и любить его. Когда человек любит себя и сознает, что ему недолго остается жить, он старается наслаждаться жизнью. Если он любит всего больше семью, общество, человечество, то положит душу свою за них. Если же любит он бесконечный мир, то посвятит себя исканию истины, стремлению познать ее.

— Однако вы не опровергаете этим бессмертие души, — заметил Вернадский.

— Я об этом не задумываюсь и не стану даже стараться опровергать это, как если бы мне сказали, что в моем саду гуляют семнадцать слонов! Какое это имеет значение для постижения смысла жизни? Если любишь бесконечный мир, то смерть отдельного человека не столь важна, потому что то, что любишь, продолжает существовать. Вот когда нет этой любви, то смерть тяжела. Единение с бесконечным миром дает жизни смысл, несмотря на существование смерти!

— Но вы не учитываете, — сказал Вернадский, — двух бесконечностей. Одна относится к пространству Вселенной. Это, можно сказать, физическая бесконечность. Но есть еще другая, духовная бесконечность, относящаяся к миру сознания. Весь ощущаемый нами мир — это создание нашей бесконечной бессмертной личности, плод ее творчества. Происходит слияние двух бесконечностей — физической и духовной.

— Да вы просто мистик, — сказал писатель ученому.

Каждый из них был уверен в своей правоте. Вернадский записал в дневнике:

«Был у нас Л. Н. Толстой — с ним продолжительный разговор об идеях, науке etc. Он говорил, что его считают мистиком, но скорее я мистик. И я бы им быть был бы рад, но мне мешает скептицизм. Я думаю, что в учении Толстого гораздо более глубокого, чем мне это вначале казалось. И это глубокое заключается:

1) Основою жизни — искания истины и 2) Настоящая задача состоит в высказывании этой истины без всяких уступок.

Я думаю, что последнее самое важное, а отрицание всякого лицемерия и фарисейства и составляет основную силу учения, т. к. тогда наиболее сильно проявляется личность, и личность получает общественную силу. Толстой анархист. Науку — искание истины — ценит…»

При отчасти скептическом отношении к науке Лев Толстой в своих рассуждениях прибегал к научным идеям. В одном случае он даже сослался на принцип симметрии, который изучал в курсе кристаллографии Владимир Вернадский.

«Что такое симметрия? — задавал риторический вопрос Толстой. — Это врожденное чувство, отвечал я сам себе.

На чем оно основано? Разве не все в жизни симметрия? Напротив, вот жизнь — и я нарисовал на доске овальную фигуру. После жизни душа переходит в вечность — и я провел с одной стороны овальной фигуры черту до самого края доски. Отчего же с другой стороны нету такой же черты? Да и в самом деле, какая же может быть вечность с одной стороны, мы, верно, существовали прежде этой жизни, хотя и потеряли о том воспоминание».

Естествоиспытатель вряд ли сочтёт такие рассуждения убедительными. В природе, как в жизни, далеко не всё симметрично. Скажем, переход от детства к старости свершается последовательно, неотвратимо и безвозвратно. Никакой симметрии тут нет.

Переход души в вечность для Владимира Вернадского, как для многих, хотя и далеко не всех мыслителей, был равнозначен погружению в небытие, распадение на атомы и молекулы, входящие в новые тела земной природы. Но это не снимало вопроса о предсуществовании до рождения и вечности духовной субстанции.

Много позже напитттет он о вечности жизни, а в своих убеждениях натуралиста будет придерживаться мнения знаменитого нейрофизиолога и психиатра В. М. Бехтерева, высказанного в 1916 году в статье «Бессмертие человеческой личности как научная проблема»:

«Ни одно человеческое действие, ни один шаг, ни одна мысль, выраженная словами или даже простым взглядом, жестом, вообще мимикой, не исчезают бесследно…

Речь идёт не о бессмертии индивидуальной человеческой личности в её целом, которая при наступлении смерти прекращает своё существование как личность, как особь, как индивид… а о социальном бессмертии ввиду неуничтожаемости той нервно-психической энергии, которая составляет основу человеческой личности…

Поэтому понятие о загробной жизни в научном смысле должно быть сведено, в сущности, к понятию о продолжении человеческой личности за пределами её индивидуальной жизни в форме участия в совершенствовании человека вообще и создания духовной общечеловеческой личности, в которой живёт непременно частица отдельной личности, хотя бы уже и утттедтттей из настоящего мира, и живёт не умирая, а претворяясь в духовной жизни человечества».

Но вместе с тем оставалось чувство недопонятости чего-то важного и загадочного, какой-то тайны духовного бытия. Такая неудовлетворённость своими знаниями — залог дальнейших поисков истины.

Владимир Бехтерев, выдающийся специалист по физиологии мозга, психолог и психиатр, завершил свою статью признанием неведомого, недоступного разуму человека:

«Все вообще превращения материи или вещества и вообще все формы движения, не исключая и движение нервного тока, представляют собою не что иное, как проявление мировой энергии, непознаваемой в своей сущности».

Биолог, исследователь эволюции академик И. И. Шмальгаузен в книге «Проблема смерти и бессмертия» (1926) пришёл к выводу: «Смерть является платой за продление жизни особи как гармоничного и стойкого целого с высокоразвитой индивидуальностью». Иначе говоря, смерть — плата за совершенство, бессмертие — удел простейших форм.