Верная Рука
Шрифт:
Спорить было бесполезно. Он говорил от чистого сердца, и нам пришлось подчиниться. Когда жена хозяина позвала нас в дом, мы увидели там стол, заставленный самыми изысканными угощениями, какие только можно найти на ферме, расположенной в двух днях пути от ближайшего города. И трапеза началась сначала — так сказать, в исправленном и дополненном варианте. За едой мы объяснили хозяину странное на первый взгляд поведение Олд Уоббла, рассказав о краже ружей и понесенном им за это наказании. И все же хозяин никак не мог понять гнева «короля ковбоев». По его мнению, Олд Уоббл должен был благодарить нас за проявленную в отношении него мягкость; ведь он практически ушел от ответа, хотя
Вскоре уже стало смеркаться. Мы беспокоились за своих лошадей и поделились нашими опасениями с Феннером, который в ответ предложил нам следующее:
— Если вы не хотите оставлять их на улице из-за Олд Уоббла и его компании, то у меня за домом есть навес, под которым вы можете привязать их. О воде и корме я позабочусь сам. Навес, правда, закрыт лишь с трех сторон, но, не беспокойтесь, я поставлю там надежного сторожа.
— Не беспокойтесь, в этом мы привыкли полагаться на самих себя, — ответил я. — Так что лучше мы устроим поочередное дежурство: сначала Пит Холберс, за ним Дик Хаммердал, потом я, а последним — Виннету. По два часа.
— Что ж, воля ваша! А спать вы будете неподалеку в другой комнате, где можете не опасаться коварного нападения ни с какой стороны. Кроме того, на лугах вокруг дома много ковбоев, которые тоже будут начеку.
Все эти меры предосторожности были приняты только потому, что мы привыкли быть настороже даже там, где другие чувствовали себя в безопасности. Нападения со стороны Олд Уоббла и его дружков ожидать вряд ли приходилось, тем более что вскоре один из ковбоев сообщил нам об их отъезде.
Итак, лошадей поставили под навес, и Пит Холберс первым отправился заступать в караул. Мы же по-прежнему оставались в доме и беседовали, сидя за столом. Мы пока что не ощущали особой усталости, а Феннер не давал нам покоя, требуя от нас одну историю за другой. Рассказы о наших похождениях он мог слушать без конца, но особое удовольствие ему и его жене доставляла та забавная манера, в какой толстяк Хаммердал описывал отдельные эпизоды своей бурной и переменчивой жизни.
Через два часа он отправился на улицу сменить Пита Холберса на сторожевом посту. Тот сказал нам, что его смена прошла спокойно, и ничего подозрительного услышать или увидеть ему не довелось. Прошло еще около часа. Я как раз рассказывал один забавный эпизод в палатке лапландца и видел перед собой только смеющиеся лица моих слушателей, как вдруг Виннету схватил меня за ворот и с такой силой дернул в сторону, что я чуть не свалился со стула.
— Ружье! — крикнул он, указывая рукой на окно.
Почти одновременно с его словами грянул выстрел. Пуля вдребезги разнесла оконное стекло и вонзилась сзади меня в один из деревянных столбов, поддерживающих потолок. Она предназначалась явно мне и непременно разнесла бы мою голову, если бы не реакция Виннету. В следующую секунду я уже бежал к выходу, держа в руке мой верный штуцер. Остальные спешили за мной.
Осторожность предписывала мне не открывать дверь полностью, чтобы не стать мишенью для повторного выстрела. Поэтому я лишь немного приоткрыл ее и выглянул наружу. За дверью никого не было. Тогда я распахнул ее до конца и выскочил во двор. Феннер и мои спутники выбежали следом. Мы остановились и прислушались.
И вдруг услышали за домом топот и храп лошадей, а вслед за этим раздался голос Дика Хаммердала:
— На помощь! Лошади, лошади!
Мы обогнули сперва один, затем другой угол дома и тут заметили двоих незнакомых людей, боровшихся с лошадьми, которые никак не хотели позволить им увести себя. Через мгновение мимо нас пытались проскочить и скрыться два всадника.
— Стой!
Он сорвал со стены свою двустволку и теперь целился из нее в этих всадников. Громыхнули два выстрела, и оба наездника свалились с лошадей. А те двое, что безуспешно сражались с лошадьми, теперь оставили их и бросились бежать. Мы сделали им вслед несколько выстрелов.
— Вот так, вот так! — снова раздался голос Дика Хаммердала. — Угостите их хорошенько свинцом! А потом скорее ко мне, а то этот негодяй ни за что не хочет лежать смирно!
Мы поспешили на этот зов и увидели его сидящим верхом на каком-то человеке, который отчаянно сопротивлялся и которого Дик всеми силами старался удержать в лежачем положении. Этим человеком оказался… Олд Уоббл! Разумеется, его тотчас же скрутили.
— Да расскажите же, как все произошло! — обратился я к толстяку Хаммердалу, который теперь стоял передо мной, шумно переводя дыхание. Он ответил:
— Как произошло, это неважно; но я лежал под навесом рядом с лошадьми. И тут мне показалось, что за стенкой кто-то тихонько разговаривает. Я вышел из-под навеса и прислушался. Потом у дома раздался выстрел, и я увидел бегущего человека с винтовкой в руке. Несмотря на темноту, седые волосы были видны отчетливо; я узнал Олд Уоббла, бросился на него, повалил на землю и стал звать на помощь. А его дружки прятались за стеной и теперь заскочили под навес, чтобы угнать наших лошадей. Ваши с Виннету жеребцы и моя кобыла никак не хотели уходить отсюда; а вот лошади Пита Холберса и мистера Трескова оказались не такими резвыми. Двое разбойников вскочили на них и уже собирались улизнуть, когда подоспели вы и сняли их с лошадей своими выстрелами. Вот так все и было. Что делать с этим «королем ковбоев», которого лучше бы назвать «королем жуликов»?
— Отведите его в дом! Я буду следом за вами!
На наши выстрелы прискакали ковбои мистера Феннера, с которыми вместе я и отвел лошадей обратно под навес. Ковбои остались сторожить их. Мы осмотрелись вокруг — воры сбежали, и только двое из них, кого наповал сразили выстрелы мистера Феннера, остались лежать на земле.
Когда я вошел в комнату, то увидел Олд Уоббла, привязанного к тому самому столбу, в который недавно вонзилась его пуля. Старик и не думал принимать покаянный вид, а прямо и дерзко смотрел мне в лицо. Как добр и обходителен был я с ним раньше, испытывая уважение к его более чем почтенному возрасту! Теперь же я испытывал отвращение к этому человеку. Когда я появился, разговор как раз шел о наказании, которого заслуживает старик, потому что Пит Холберс сказал:
— Он не только вор, но и бандит; его надо повесить!
— Он стрелял в Олд Шеттерхэнда, — возразил Виннету, — значит, тому и решать, что делать со стариком.
— Да, он мой. Я займусь им сам! — поддержал я вождя апачей. — Ночь он проведет здесь, у столба, а утром я объявлю приговор.
— Объяви сейчас! — процедил сквозь зубы преступник. — Пусти мне пулю в лоб, чтоб потом тебе, божьему пастырю, похныкать и помолиться о моей заблудшей душе!
Я молча отвернулся от него. Феннер вышел из комнаты, чтобы снарядить своих ковбоев в погоню за ворами. Они всю ночь прочесывали окрестности фермы, но так никого и не нашли. Можно себе представить, что спать нам почти не пришлось; едва забрезжило утро, как мы были уже на ногах. Олд Уоббл держался бодро; казалось, что ночь, проведенная у столба, ничуть не повлияла на его самочувствие. Когда мы завтракали, он смотрел на нас спокойно, словно совесть его и не была ничем отягощена, а он сам был с нами в приятельских отношениях. Это настолько возмутило Феннера, что он не удержался и воскликнул: