Верная Рука
Шрифт:
— Это не получится, он тоже собирается поучаствовать в дележе бонансы.
— Какой же вы все-таки глупец! Вы не поняли, что с моей стороны это был просто тактический ход.
Ну как я мог ему объяснить, что на самом деле глупее всех вел себя в этой ситуации именно он? Если он собирается нарушить слово, данное Олд Уобблу, то разве я могу надеяться, что он сдержит обещание, данное мне? Ему, конечно, и в голову не приходила мысль освободить меня в случае, если мы найдем бонансу. Ему это совсем не нужно, и даже более того — не нужно также оставлять свидетелей совершенного надо мной насилия, поэтому его обещание насчет того,
В эти минуты я охотнее всего плюнул бы ему в лицо, но тем не менее оставался внешне спокойным.
— Ну как, вы все обдумали? — спросил он через некоторое время.
— Да.
— И что вы собираетесь делать?
— Сначала посмотрю, сдержите ли вы свое слово.
— И покажете мне, значит, где находится placer?
— Да.
— Well. Ничего умнее вы и придумать не могли. Впрочем, имейте в виду: даже если я нарушу свое слово, мертвому вам будет совершенно все равно, получили мы золото или оно осталось в земле.
Таково было неожиданное завершение нашего разговора. Действительно, тогда мне будет все равно. Но у меня было по крайней мере утешение в том, что я знал точно: никакой жилы на Беличьем ручье нет, значит, он, а не я будет обманут. Я с удовлетворением представил себе, какое у него будет в этот момент выражение лица.
Он ненадолго удалился, и я получил возможность послушать почти столь же занимательную беседу, как только что состоявшаяся наша с ним. Позади меня ехали Дик Хаммердал и Пит Холберс с одним бродягой. Надзор за нами, кстати говоря, был не такой уж и сильный, ведь мы все-таки были связаны и, по мнению трампов, сбежать не могли бы никак.
Оба приятеля развлекались беседой со своим сопровождающим, вернее, говорил Дик Хаммердал, а Пит, если его о чем-нибудь спрашивали, давал односложные ответы. Пока рядом со мной находился Кокс, я не слышал ничего из того, что говорилось сзади, и не обращал на это особого внимания. Теперь же я расслышал, как Дик сказал:
— И вы действительно верите, что крепко держите нас в своих руках?
— Да, — отвечал бродяга.
— Слушайте, у вас какое-то совершенно искаженное представление о нас. Ведь мы-то вовсе не считаем себя вашими пленниками.
— И тем не менее, вы — пленники.
— Глупости. Мы просто скачем рядом с вами прогулки ради, вот и все.
— Но вы же связаны.
— Это чтобы доставить вам удовольствие.
— Спасибо. Но вы также ограблены.
— Да, ограблены. Вот это действительно чрезвычайно нас огорчает. — Но сказав это нарочито печально, толстяк тут же рассмеялся.
Дело в том, что он и Пит еще до выезда зашили деньги в жилеты.
— Что ж, если вам пришла охота посмеяться, это хорошо. Это полезно для поднятия настроения, — сказал, разозлившись, бродяга. — Но на вашем месте я был бы посерьезней.
— Посерьезней? Да что у нас за причины вешать нос? Совершенно никаких. Мы чувствуем себя сегодня нисколько не хуже, чем всегда.
Тут бродяга не выдержал, выругался и сказал:
— Я раскусил вас, ребята: вы хотите меня подразнить. Вас, должно быть, ужасно злит, что
— Злит нас это или нет — какая разница! У вас-то злиться нет причин. Пит, старый енот, ты ведь тоже не помнишь, чтобы мы давали к этому повод?
— Да, я такого не могу припомнить, дорогой Дик, — отвечал его долговязый друг.
— Я злюсь? — закричал бродяга. — Совсем наоборот.
— Злитесь, злитесь. И мы даже знаем, что скоро вы будете злиться еще больше.
— Когда и почему?
— Когда? Когда мы вас покинем. Почему? Да потому, что вы никогда больше не встретите таких спокойных и преданных вам людей.
— Это что — юмор висельника? Вы только вспомните, что вас ожидает.
— Ничего не знаю. Какая такая славная судьба?
— Да вас прикончат, всех изжарят.
— Хау! Пустяки, совершенно не страшно. Ведь когда нас прикончат, мы будем гореть спокойно.
— Чокнутый!
— Чокнутый? Послушайте, если вы нас держите за безумцев, то мне, конечно, придется оставить шутки и поговорить с вами серьезно! Так вот: если кто-то из нас и сошел с ума, то это вы, я могу поклясться! Только тот, у кого мозги не на месте, может считать, будто вы держите нас в своих руках надежно и крепко. Я хоть и полноват немножко, но сумею протиснуться через любую дыру. Долговязого Пита вы нипочем не сможете задержать — его нос торчит над всеми вашими барьерами и сетями. Олд Шеттерхэнда и Виннету — тем более! Кто воображает, что они в его власти, тот точно потерял рассудок до последней капли… Я говорю вам, и учтите, за свои слова я привык отвечать, что мы убежим от вас раньше, чем вы об этом подумаете. А вы останетесь стоять с разинутыми ртами. Или нет, мы сделаем еще лучше! Мы обратим ваше оружие против вас же и сами вас захватим. Тогда-то вы уж захлопнете свои пасти! Провести с вами вместе больше, чем один день, — позор, которого я при моей нежной душе и не менее нежном теле просто не вынесу. Мы смоемся! Не так ли, Пит, старый енот?
— Хм, — пробормотал долговязый. — Если ты думаешь, что мы это сделаем, то ты прав, дорогой Дик. Мы смоемся.
— Убежать от нас? — бродяга саркастически рассмеялся. — Запомните, ребята: это невозможно, и так же верно, как то, что меня зовут Холберс!
— Боже, еще один Холберс! Мило! А зовут вас случайно не Пит?
— Нет. Мое имя Хозия. Но почему это вас интересует?
— Хозия? Уфф! Еще бы это нас не интересовало! Конечно, интересует!
— К чему это «Уфф»! Чем вам не нравится мое имя?
Вместо того, чтобы ответить на этот вопрос, Дик повернулся к Холберсу:
— Ты слышал, Пит Холберс, старый енот, что, оказывается, этот человек носит прекрасное, благочестивое библейское имя? 142
— Если тебе кажется, что я слышал, то ты прав, — ответил тот.
— И что скажешь?
— Ничего.
— Ты совершенно прав, дорогой Пит. Если имеешь дело с бродягой, то лучше всего помалкивать, но ведь я ко всему прочему еще и очень любопытный парень, и, откровенно тебе признаюсь, мне трудно держать язык за зубами.
142
Хозия — английский вариант библейского имени Осия. Так звали пророка, жившего во времена правления израильского царя Иеровоама.