Верни мои крылья!
Шрифт:
Сначала она даже ответила на поцелуй, ее рука легла на его плечо, поползла к рыжему затылку, но уже в следующее мгновение Сафина вскочила на ноги.
– Придурок! – в смятении выпалила она. Ее расширенные глаза смотрели со страхом.
– Ну да, придурок… – зло заключил Даня, тоже выпрямляясь. Он был выше ее на полголовы и в эту минуту стал намного внушительнее и крупнее, чем обычно. – Я ведь шут! Веселюсь, прикалываюсь, такой всеобщий клоун. Тебе никогда не приходило в голову, что это единственный способ оказаться рядом с тобой? Кого еще из мужчин, кроме такого безобидного меня, ты подпускаешь к себе? Не так, чтобы сделать тебе ребенка, а по-настоящему близко. А?
Он вышел
А ведь Ника могла догадаться. Она же умела замечать детали и сопоставлять их, а тут было все одно к одному: тошнота, перепады настроения, любовь к ненавистному раньше сельдерею, голубые бахилы медцентра, даже приснившийся Леле сон о том, как она ловила руками форель, – девушка только не могла припомнить, когда именно Леля делилась с ней увиденным сновидением. И любовь Дани не стала для Ники откровением, слишком часто он вился около Сафиной, хохмач и балагур, слишком много видел, чтобы быть просто другом. Но Ника не придавала этому значения. Ее мысли были заняты совершенно другой парой. И теперь… Ох, почему же на душе у нее скребут кошки? Она ничего не могла сделать, не могла повлиять на решение Сафиной – потому что не имела никакого права. Возможно, раньше, несколько лет назад, она бы наплевала на то, как будет выглядеть, если признается, что была в реквизиторском цехе и все слышала. Тогда она была юной, принципиальной – и ей до всего было дело. Она изменилась.
Но когда в означенный день, вторник, Леля не пришла на репетицию, сказавшись больной, Никино сердце тоскливо сжалось, словно это она совершила непоправимое. Ничего при этом не совершая. Или именно поэтому?
Больше никто не знал про Лелю, театр жил тысячей мелких дел, актеры расхаживали в костюмах, наполовину уже готовых, Липатова твердила нанятому технику про неполадки на режиссерском пульте, Саша-реквизитор не мог отыскать затерявшуюся в хаосе банку бутафорской крови. Все это сопровождалось невообразимым шумом отбойного молотка, шлифовальной машинки и дрели – ремонт продолжался, причем ускоренными темпами. И лишь Ника украдкой взглядывала на проходящего мимо Даню Трифонова, молчаливого и смурного. Губная гармошка сегодня ни разу не выпорхнула из его карманного гнезда.
Ника не могла читать, не могла занять себя ничем – да и работы ей не осталось, продажа билетов прекращена, зрителей не было, потому что не было спектаклей, и даже вечная Катя куда-то запропастилась после того случая со Стародумовым. Девушка не могла избавиться от тревожного чувства, будто была карасем в пруду, оказавшемся ванной, воду из которой уже начали спускать.
Не ожидая никого чужого, она даже не повернула голову, заслышав звук отворившейся и закрывшейся входной двери. И только последовавшая за этим тишина и по-прежнему бросающее в дрожь ощущение чьего-то пристального взгляда заставило ее поднять глаза. У окошка стояла Дашка. Несмотря на весеннюю, не по-мартовски теплую погоду, на девочке был все тот же ветхий пуховик. Вероятно, из теплой одежды у нее больше ничего не было.
Поскольку Дашка не заговаривала, Ника крутанулась на кресле и приоткрыла дверь каморки, указывая на нее через стекло:
– Заходи сюда!
Дашка
– Привет… – улыбнулась Ника. Девочка кивнула. Шагнула к столу и положила прямо перед Никой черный кожаный кошелек. Ника вопросительно приподняла бровь.
– Передайте это… Светлане. Я случайно у нее взяла.
Ника покраснела.
– Конечно, передам.
Дашка тут же отвернулась, чтобы уйти.
– Дашка, подожди! Может, ты сама ей передашь? Она здесь… на репетиции. Она будет очень рада тебя видеть, она так расстроилась, когда ты в тот раз ее не дождалась.
– Это вряд ли, – пробормотала Дашка и кривовато усмехнулась.
– Нет-нет, я тебе точно говорю. Подожди, я сбегаю!
– Да не надо, ясно?!
Грубость Дашки не могла обмануть Нику, она понимала, что это лишь защитная реакция. Но не знала, стоит ли пытаться пробить броню. Поэтому она молчала, стоя напротив девочки и предоставив ей возможность самой подумать.
Дашка не уходила. Сначала она ждала Никиного ответа, но не дождалась. Посмотрела с удивлением и даже любопытством. И, внезапно осмелев, принялась глазеть по сторонам, изучая старые афиши, закрывшие обои внахлест, одна на другую, покосилась на липатовскую монстеру, раскидистую, с хищными резными листьями. Тронула пальцем сухой кончик одного из листов, и Ника заметила, что с прошлого раза митенки на ее руках стали еще грязнее.
– Воздух слишком сухой, комп все время работает, сушит. Брызгать надо, а то она загнется у вас, – посоветовала Дашка и озабоченно нахмурилась. Было видно, что ее действительно задевает невнимание к комнатному цветку.
– Хорошо, я прямо сейчас побрызгаю, – пообещала Ника, и Дашка кивнула успокоенно. – Только… пульверизатора-то у меня нет… Надо в костюмерной…
– Не надо.
Без спроса взяв чайник, Дашка плеснула из него в стакан воды, сделала пару больших глотков, еще раз долила и набрала полный рот, так что щеки надулись бочонком. Подступилась к растению и принялась разбрызгивать воду изо рта. «Точь-в-точь моя мама во время субботней глажки…» – Нику охватила щемящая грусть.
Опустошив стакан, Дашка вытерла мокрые губы тыльной стороной ладони. Покосилась на Нику и взяла со стола кошелек, раскрыла его, причем Ника заметила атласную пустоту купюрных отсеков, и вытащила из прозрачного кармашка маленькую фотокарточку.
– Это кто, знаешь?
Ника пригляделась и вздохнула:
– Володя. Светланин сын.
– А, – равнодушно отозвалась Дашка, вставила фотографию на место и небрежно кинула кошелек на столешницу.
– Он умер, – продолжила Ника. – Год назад. Хорошо, что ты принесла… Светлана наверняка расстроилась, что потеряла. Деньги, кошелек – это все так, мелочи, а вот фотография…
– Кому мелочи, а кому и нет.
Деловито сунув руки в карманы, Дашка еще раз осмотрела обстановку. Она имела привычку обкусывать изнутри губу и щеку, отчего лицо ее кривилось, как от нервного тика. Наконец, девочка решилась:
– А… сколько стоит билет на какой-нибудь спектакль тут у вас?
– Я могу выписать тебе контрамарку, если хочешь.
По озадаченному виду Дашки Ника поняла, что та впервые слышит это слово, и пояснила:
– В смысле, могу пропустить тебя и так, бесплатно. Я ведь стою на контроле иногда.
– Не надо мне подачек, – резко отозвалась Дашка и принялась грызть щеку с еще большим остервенением.
Ника почувствовала досаду и попробовала смягчить впечатление:
– Сама видишь, сейчас у нас простой. Трубу прорвало. Так что спектаклей не будет какое-то время. Но ты можешь посидеть на репетициях, я спрошу у Ларисы Юрьевны…