Верное слово
Шрифт:
Такое отчаяние отразилось в глазах председателя, что Сима не вытерпела:
– Перестань, Игоряш, не мучай себя. И так знаю. Ты мшаника разбудил… – Игорь кивнул, подтверждая. – И мертвеца ему скормил. У Маши пытался узнать, куда она ходит?
– Пытался, – отвёл глаза Игорь. – Обиняком, чтобы подозрений моих не выдать. Порой мне кажется, она и сама не знает, что оборачивается. Идёт-то в кино, а по дороге… Не могу я её по пути перехватить. Демона я один не удержу и… – Игорь устало опустил плечи, – не могу я ей сказать, что она людей убивает. Она и так себя замучила, что виновата передо мной, раз детей дать не может. Да, на войне мы убивали, только там враги были, а здесь свои, кармановские, кого с детства знаем.
– А не думал ты, что не Маша это? – высказала Серафима с замиранием сердца, что грохотало, казалось, громче идущего мимо поезда.
– Как – не Маша?! – Краски сползли с лица председателя. Видно, помутилось в глазах, потому что он покачнулся, а потом опустился на корточки.
– Ну что ты, Игоряш? – перепугалась Сима, бросилась к нему, попыталась поднять и тотчас почувствовала, что прихватило сердце.
На этот раз пришлось уже Игорю, всё ещё белому как полотно, подхватить старосту «героической седьмой» и перенести на холм.
– Вы что же это говорите, Серафима Сергеевна? – прошептал он дрожащими губами, когда вернулась способность говорить. – Как «не Маша»? Кто это ещё может быть?
Сима не сумела побороть слабости и, свернувшись, боком прилегла на траву.
– А если это кто-то другой? – проговорила она. – Скажем, не могут в Карманове… других «серафимов» тренировать? Ведь знал бы ты об этом, Игорь, случись такое?
Ярость вернула Матюшину силы. Он вскочил.
– Знал бы? Я, Серафима Сергеевна, здесь с рождения каждый куст и каждый дом знаю. Если бы появились в лесу новые «ночные ангелы» – неужели бы я проморгал?!
Резкий гудок поезда заставил их вздрогнуть. Острым кольнуло сердце. Сима хотела прижать руку к груди, но словно приросшая к земле ладонь не слушалась. Страх захлестнул Серафиму, расползаясь по мышцам судорогой.
И тут она почувствовала магический захват. Даже не захват в том понимании, что вкладывают в это слово маги-практики. Скорее – неумелую или неловкую попытку накинуть призывающую петлю. Тело отказалось подчиниться хозяйке, и Сима с ужасом почувствовала, что кто-то пытается, почуяв слабость, взять над ней верх. Но самым странным и пугающим было то, что за этим колдовским нападением Сима не почувствовала человека. Она легко считывала токи стихийной магии, обрывки вполне профессиональных заклятий, но отчего-то применены они были как-то нелепо, словно тот или то, что их использовало, шло ощупью, забыв истинное назначение воздействий и символов. И логика эта не была логикой мага, человека. Это словно были чистые токи исконной силы, которые кто-то нечаянно наделил волей. Эта чуждая, непостижимая воля и стучалась сейчас в разум Серафимы, ломая её саму в попытке подчинить себе. Сима почувствовала резкую боль, знакомую, некогда почти привычную. Выгибало суставы, сдавливало мышцы и органы. Память тотчас участливо воскресила перед глазами тот вечер, когда это было впервые.
Начало сентября 1941 года
Виктор не пытался помочь, но вся его напряжённая фигура говорила о том, что Отец в любую минуту готов остановить процесс трансформации блокирующим или парализующим заклинанием. В первый раз оборачиваться в открытом поле было боязно. Одно дело – описание в учебнике, и совсем другое – практическая трансформация, когда не знаешь, чего ждать от собственной силы. Как пройдут по телу магические токи? Сумеешь ли выдержать боль, не поддаться страху?
Они заперлись изнутри в полуразрушенном зернохранилище. Покатая крыша в нескольких местах провалилась. В проломах виднелось темнеющее небо. Несмотря на приказ Виктора рассредоточиться на безопасном расстоянии друг от друга, отходить от остальных в тёмную гулкую пустоту зернохранилища было страшно. Постепенно девчата подчинились, отделяясь по одной от группки стоящих вокруг Отца. Сперва староста – как самая сознательная. Сима помнила, как гулко раздавались её шаги, когда смолкли голоса подруг. Как хотелось броситься назад, схватить Учителя за руку и, прижав эту руку к дрожащим губам, попросить ещё немного повременить с формулой. Но фрицы наступали на пятки, и казалось, каждая минута может решить ход войны.
За Симой последовала Юля, потом обе Оли, которые всё же остались друг от друга чуть ближе, чем предписывали нормы безопасности при трансформации. Поленька, фыркнув, отошла последней, когда поняла, что Сашка так и останется рядом с Учителем. Они сняли форму, оставшись дрожать в одних сорочках.
Виктор Арнольдович запечатал магическими замками двери, закрыл сетью Рюмина – Варшавского прорехи в крыше, заставил ещё раз повторить последовательность и отдал приказ к началу трансформации.
Первая вспышка боли почти оглушила, так что Сима не помнила, как сумела устоять на ногах. Слышала, как с криком упала за спиной Юля, задёргалась на земле в конвульсиях. Но мысль броситься на помощь подруге тотчас погасла, когда Серафиму с головой накрыла вторая волна. Руки сами бросились вперёд, переплелись пальцы. Запрокинув голову, Сима вдохнула глубоко и резко, чтобы хоть на секунду унять боль. И на выдохе, с мучительным горловым стоном, начала проговаривать второе заклинание Санина, боясь только одного – не вовремя сделать паузу, когда на санинскую разработку нужно будет наложить вербализацию, разработанную Решетниковым. Сырую, не опробованную ни разу.
Учитель рассказал ей. Не мог держать в себе. Вызвал и объяснил, что формула едва держится, но другого выхода нет. Оставил за ней право рассказать девчатам или скрыть от подруг опасность перехода.
И в миг, когда кости вывернуло из суставов, перестраивая человеческое в демоново, Сима малодушно пожалела, что не рассказала, не позволила отговорить Учителя от этого отчаянного шага.
В горло плеснуло огнём. Казалось, остановилось пронзённое невыносимой болью сердце, но тотчас застучало вновь, разгоняя по венам небывалую, невозможную силу. Боль ушла – словно невидимая рука перекрыла страданию ход по нервам. Мышцы под чёрным оперением налились мощью, а грудь наполнилась непостижимой дикарской радостью, так что Серафима, не сдержавшись, вскинула руки – нет, крылья – к небу, видному в прорехи крыши, и издала пронзительный крик, перешедший в воинственный клёкот.
Тотчас почувствовала, как потянуло к земле сильное, удвоенное заклинание контроля, а потом пробились в оглушенный эндорфинами мозг мысленные позывные Учителя. Виктор прокладывал канал к изменённому сознанию своей группы.
– «Серафимы»! Вызывает база. Девочки! Сима! Вызывает база!
Сима с трудом сконцентрировалась на зазвучавшем в голове голосе Учителя. Он был здесь, рядом, в паре шагов, заманчиво было высказать вслух, не используя ментального канала. Пророкотать рычащим голосом гарпии: «Говорит Зиновьева. Трансформацию прошла успешно. Обозначьте цель».