Верное слово
Шрифт:
Профессор почувствовал, что дыхания не хватает, сбавил шаг. Неприлично в его годы так бегать по улицам. Влажный воздух с трудом проникал в грудь, пиджак сделался тяжёлым, и Александр Евгеньевич, подумав, расстегнул его.
– Где же прячется этот проклятый немец? – пробормотал он. – Не может такого быть, чтобы хоть одна сущность просочилась за периметр. Уже пол-Украины было бы в огне. Значит, где-то затаился. Нужно будет завтра, как окончится дело на болоте, телефонировать в Стеблев, чтобы снимали магометрию каждые два часа и считали коэффициент Рыжова.
«Если утром все пройдёт как надо», – с сомнением подсказал внутренний голос.
Нелли вошла в палату почти неслышно, но Роман Родионович тотчас поднял голову, улыбнулся. Мелкие морщинки собрались в уголках его тёмных глаз.
– Всё не спите, Нелли Геворговна, – проговорил он шёпотом, чтобы не будить остальных больных. – Ведь первый час. Отдыхать вам нужно. Тридцать часов на смене – нехорошо. Думаете, раз вы медсестра, так никто и не заметит?
– Я отдыхала, Роман Родионович, неправда ваша, – улыбнулась Нелли. – Пока вы спали, я тоже прилегла в сестринской.
– Обманываете вы меня, – Волков сел на постели, держа перед собой перебинтованные руки. – А я вам, обманщице, хорошие новости припас.
Он вытянул руки перед собой и, кривясь от боли, пошевелил пальцами. Нелли едва не захлопала в ладоши. Руки Волкова оживали c каждым днём. Отчасти благодаря уходу Нелли, отчасти стараниями Илизарова, внезапно нагрянувшего нового специалиста из Кургана. Гавриил Абрамович ворвался в госпиталь, потрясая письмом от Николая Николаевича, пригласившего молодого перспективного ортопеда вместе поэкспериментировать над восстановлением костей после магической травмы.
Илизаров был полон энтузиазма, капитана три-четыре раза в день таскали на процедуры – то маги, то ортопеды. После некоторых из процедур он по нескольку часов отходил от наркоза. Случалось, бредил по-немецки. И, стараниями товарища Семёнова, в эти часы рядом с ним находилась Нелли, получившая нужный допуск. Но её всё ещё не пускали в Стеблев.
Ответ пришёл через сутки после неприятного разговора в палате интенсивной терапии.
– Профессор Решетников просил передать товарищу Ишимовой, что… – Семёнов нахмурился, припоминая точно, достал блокнот: – «На болоте спокойно. Товарищ Горская в Стеблев пусть не суётся. Скоро может понадобиться». – Помолчал, а потом процедил сквозь зубы:
– И вы хотите сказать, что не шпионка?
– Мата Хари! – бросила Нелли, огорчённая и выбитая из колеи ответом профессора. – И как только земля носит такое чудовище? Станцую вам – и все секреты выведаю. Только, боюсь, не так много вам секретов доверено…
Рассерженный Семёнов с тех пор с ней не разговаривал, но Нелли то и дело чувствовала спиной его тяжёлый пристальный взгляд. А капитан Волков, напротив, становился всё любезнее и дружелюбнее.
«На болоте всё спокойно» – эта фраза лишила Нелли сна, и она не находила ничего лучше, как проводить бессонные ночи не в сестринской, куда то и дело кто-то заглядывал, а в палате – массируя руки капитана Волкова. Новые методы лечения, применяемые Илизаровым, обещали хороший результат, но последствия неудачно наложенной вербализации ещё давали о себе знать.
«На болоте всё спокойно». Как это понять? Что девчата уже мертвы? А может, Решетников попытался намекнуть, что всё под его контролем, и «серафимам» ничто уже не угрожает? А может, и нет «серафимов» на Украине, а есть что-то похожее на то, что описывала Маша?
Вопросы теснились в голове.
– Переживаете? – спросил капитан.
Нелли очнулась от своих мыслей, выпустила его руку.
– Просто вы уже минут пять одну руку массируете, и когда я спросил, в котором часу у вас дежурство закончится, не ответили, – объяснился Волков. – Вот и подумал, случилось что-то. Вы, Нелли Геворговна, мне всё говорите. Я хоть и в бинтах, а могу помочь. У меня и друзья, и знакомства есть самые разные. А если Сашка Семёнов вас изводит, так я попрошу профессора мне правую руку в гипс укатать и по физиономии ему съезжу.
Нелли тихо рассмеялась его шутке. Тёплый ласковый взгляд Волкова успокаивал так легко и мягко, что она невольно подумала: не пускает ли пациент в ход магию, и невольно сложила пальцы в отражающий знак.
– Может, и прав Сашка, – расстроился Роман Родионович, – разведчица вы. Вон как быстро «отражалку» сложили, хоть я с вами никогда плохо не разговаривал и дурного не делал. Неужто вы, Нелли, никому не верите?
– Нас в институте знаете как гоняли, – отмахнулась Нелли. – На всю жизнь привычка осталась. Я то и дело отражающее складываю, уж и сама не замечаю. Не маги вокруг в основном, значения не придают. Это уж и не символ, а что-то вроде вредной привычки.
– Как же вы с высшим магическим, с такими способностями – и простая медсестра? – не позволил ей уйти от темы Волков.
– Считайте, что я… женщина с прошлым, – почти неслышно произнесла Нелли. – И вы правы, я хорошо усвоила, что доверять не стоит никому. Пусть то, что вы обо мне знаете, между нами останется. А я не скажу про вашу «милую Хильду». И… спасибо, что помощь предложили. Не думаю только, что вы можете помочь.
Нелли поднялась, но Волков удержал её за руку.
– Что мне сделать, чтобы вы мне поверили? – прошептал он, опасливо оглянулся на спящих соседей по палате. – Хотите… расскажу, что там, за щитами под Стеблевом? Вы ведь, верно, когда бредил я, много чего наслушались? Не только о Хильде…
Нелли кивнула.
Они медленно вышли в коридор.
– Куда? – спросонья перепугалась медсестра на посту.
– Люся, дайте ключ от процедурного. Массаж нужно сделать, а Григорьев только заснул, разбудить боюсь, – попросила Нелли.
– А вы что, Волков, шумный? – подмигнула капитану медсестра.
– Ещё какой, – усмехнулся Роман Родионович. – Как Нелли Геворговна руки мне размотает, так я сразу такой шумный, спасу нет.
Люся хмыкнула, подвинув через накрытый исцарапанным стеклом стол ключи.
В процедурном Нелли потянулась к выключателю, тусклая лампочка вспыхнула коротко, но тотчас потускнела, заляпав столы бледным неровным светом, отчего комья ваты в банке стали похожи на талый снег, подсвеченный луной.
Волков пробормотал что-то по-немецки и тотчас осёкся, опустил глаза. Сел на укрытую грязно-зелёной стерильной простынёй кушетку и похлопал ладонью справа от себя – садитесь, мол, в ногах правды нет. А где есть?
– Простите, Нелли, – проговорил он. – Не знаю, пройдёт ли это, но умел бы молиться – помолился бы, чтобы прошло.