Вернусь, когда ручьи побегут
Шрифт:
Но обида за Таню осталась.
– Отказать Полине, – повторила Александра и прихлопнула ладонью по столу.
Таня покусала нижнюю губу: Полина уже приглашена, и отказать никак невозможно.
– Мам, ты ж сама говоришь: кто старое помянет, тому глаз вон. Она же ребенок, с кем не бывает. Тем более, она же извинилась позже.
И опять Танька права, подумала Саша. Нет такого ребенка, который бы хоть разок-другой не схитрил, не соврал, не утаил. Да и сама-то Александра была довольно мерзкой девочкой, чего там, за некоторые поступки по сей день стыдно. И надо же иметь мужество в этом признаваться!
Александра встала из-за стола, подошла к окну, закурила,
– Вообще-то со мной тоже в детстве случилась подобная история, – тихо сказала Александра, стоя вполоборота к дочери и глядя в окно. – И я была почти в роли Полины.
– Ты? – изумилась Таня. – Никогда бы не поверила.
– Ты мне льстишь, – усмехнулась мать, и в самом деле польщенная. – Дело было так. Я училась во втором классе. Со мной за партой сидел Толя Салов, и правда толстенький, его Салом все звали. Тихий такой мальчик в очках. Был май, конец учебного года, буквально последние дни, урок русского языка. Учительница сказала нам, что мы должны сдать учебники «Родной речи», чтобы ими могли пользоваться другие дети, поскольку учебников в стране не хватает. Дети вставали поочередно и складывали свои учебники на учительский стол. Учительница по ходу дела стыдила тех, у кого «Родная речь» была «в плачевном состоянии», и хвалила бережливых и аккуратных. Мой учебник был жутко замызганный, а у Сала, когда он снял обложку, – ну прямо новье, муха не сидела. Я представляла, что сейчас скажет в мой адрес училка, которая меня и так-то недолюбливала. И вот дошла очередь до нас с Салом. «Давай я отнесу», – сказала я соседу и взяла оба учебника. «Это чей?» – спросила училка, принимая у меня из рук саловскую «Родную речь». «Это мой!» – сказала я. Она с сомнением посмотрела на меня из-под очков и сказала неохотно: «Что ж, молодец, Камилова». И тут брови у нее полезли на лоб: «А это что?» – Это она второй учебник увидела. «А это Салова», – сказала я, не моргнув глазом. Начались разборки. Сало, красный как помидор, бубнил, что это не его учебник, а я твердо стояла на своем, потому как сознаться публично в подлоге никаких сил не было. Очень хотелось быть хорошей, и пусть кто-то другой будет плохим. Тут училка обнаруживает, что на подранном учебнике, сбоку, написано мое имя «Саша», я же сама и писала. Обман раскрылся. Позор был жуткий. Помню, как у меня горели уши от стыда. Учителка произнесла обличительную речь и предложила классу объявить мне бойкот, то есть чтобы со мной не разговаривать. Класс дружно поддержал. И со мной не разговаривали. – Александра стряхнула пепел в горшок с кактусом и повернула лицо к дочери. – А первым знаешь кто заговорил?
– Сало! – догадалась Таня, очень внимательно мать слушавшая.
– Верно, Салов. Не помню, что сказал, но мне сразу легче стало, я ему так благодарна была.
– Какой ужас, – сказала Таня и сокрушенно покачала головой. – Бедная мамка!
Растроганная, Александра подошла к Тане, смущенно обняла за плечо, поцеловала в русую макушку, погладила. Сказала: «Ну, это… приглашай Полину». «А я уже пригласила», хотела было радостно сообщить Танечка, но сочла благоразумным промолчать и только кивнула в ответ.
– Два детских крылышка и попка! – засмеялась вдруг мать, тиснув ребенка за выступающие острые лопатки и куснув несколько раз ниже спины. Танька завизжала, изогнула спину, повалилась на диванчик, защищаясь от нападавшей матери и хохоча от щекотки до спазмов в животе, а Александра бодала ее то в бедро, то
Когда обе немного отдышались после возни, Александра спросила, настраиваясь на деловитый тон:
– Ну-с, душа моя, со списком гостей покончили или кого-то забыли? Мишу твоего забыли, партнера по бальным танцам, как его фамилия?
– Да ну его, – отмахнулась сердито Таня, – такой удод, вообще, все ноги мне отдавил!
– «Удод» – это интересно, – заметила Саша, – в моем поколении все больше козлы. Стало быть, удода не зовем.
– Еще Лена Соболевская, – вспомнила Таня.
– Лена Соболевская? – удивилась мать. – С каких это пор она стала тебе подругой?
Таня замялась:
– Сережа, когда я позвала его на день рождения, спросил, пригласила ли я Лену.
– При чем здесь Сережа, ты же с ней не дружишь?
– Ну, с ней все хотят дружить. Она во всем первая.
Александра внимательно посмотрела на дочь:
– Тебя это задевает?
– Не знаю, – уклончиво сказала Таня. – Иногда, наверное, задевает. Вот стоим мы, к примеру, рядом с Леной в коридоре, подходит девочка из нашего класса, Ира такая, и говорит Лене: «Хочешь конфетку?» – и протягивает ей конфету.
– Ага, – кивнула Александра, – а тебя как бы рядом и не стояло?
– Да, именно. Лена – царица.
– Ты бы хотела быть в числе ее подданных?
– Нет, – мотнула головой Таня. – Но все хотят.
– Все – это не аргумент. Сама не хочешь быть царицей?
– Кто ж не хочет?
– Вот и будь ей! У Лены – свое царство, у тебя – свое.
– Но у царицы должны быть подданные, – возразила Таня.
– А вот ничего подобного. Настоящая царица, она – сама по себе царица и не нуждается ни в каких подданных.
– Кто ж поверит, что я царица?
– Сама должна верить. А если кто усомнится, делаешь так, смотри! – Александра встала из-за стола и поманила пальцем Таню. – Смотри внимательно и делай как я. Спинка прямая, подбородок чуть поднят, осанка царственная… та-а-к, вытягиваем вперед правую руку с указательным пальцем, направляем его на недостойного и говорим: «Пошел вон, удод!» Не хихикать! Давай теперь сама!
Таня вытерла рот рукой, откинула густые волосы со лба, выставила чуть вперед тоненькую ножку, обтянутую черными лосинами, приосанилась…
– Веки чуть приопущены, как будто ты смотришь на него сверху вниз, – комментировала Александра, – уже лучше, и палец указательный направляй вниз, ты его к полу гнешь, чтоб знал свое удодово место. Ну?
– Пошел вон, удод! – промямлила Таня.
– Не верю! – воскликнула Александра, вспомнив про систему Станиславского. – Неубедительно! Силы нет! Ты – неуязвимая, величественная, гордая… Еще раз, громче! И хватит ржать…
– Сама ржешь!
Таня подобралась, сделала серьезное надменное лицо и еще раз, с сильным чувством послала удода вон, притопнув при этом ножкой. Александра была удовлетворена: «Умница, точное попадание, королева! Давай еще раз вместе, для закрепления материала».
Когда вышли прогуляться на Петровскую набережную, солнце уже клонилось к закату, подсвечивая розовым редкие облака. Нежно млел в золотистой дымке купол Исаакия на той стороне Невы. Иногда слышно было, как трещит и крошится лед на реке, медленно двигаясь и наползая льдина на льдину. Шли не спеша. Это был их любимый, почти ежедневный прогулочный маршрут. Александра держала Танину руку в своей, смотрела на облака.