«Вернусь только с Победой…» Фронтовые письма 1941—1945 гг.

Петрова Нина

Приказ командования нами выполнен. Совершили мы поистине героический пеший марш, пройдя до 150 километров пешим ходом.

…Сейчас я на Кавказе. Видел Ваню, семью он оставил у моих стариков, сам же по приказу наркома ж.д. транспорта двинул дальше. Видал Марусю, она бедняга 25 километров с ребенком шла пешком, подобрал ее истребительный батальон, где оказалось много коммунистов, которые ее знали. Секретарь ихнего горкома оказался подлецом. Сейчас она также у моих стариков. Решила остаться с ними. Стариков я видел даже два раза. От фронта сейчас мы сравнительно далеко. Если там на прежнем месте, работали по ночам на фронте, то сейчас находимся несколько позади, создаем все необходимое, чтоб удержать проклятого гада. Ох, как нам нужно сейчас время

как воздух. Есть у нас чудесные люди. Мы с марша, не отдыхая ни единые сутки, приступили прямо к работе, очень многие на земляных работах выбрасывают за сутки от 45 до 2-х кубометров. Это не виданное дело. До свидания, родные.

Нинусь, я очень огорчен Кирой, неужели ты не в состоянии ей втолковать так, чтоб она поняла, что сейчас когда решается судьба большая, сотни тысяч людей кладут свои жизни для того, чтоб выполнить Ваше исключительно твердое и суровое требование – остановить и погнать во что бы то ни стало врага. Неужели для нее не будет понятно то, что в этих условиях вести себя так, чтоб не приносить ни какой пользы на том участке, на котором находишься просто преступно. Ведь ты сама пишешь о тунеядцах, к которым ты относишься с презрением и некоторые присосались для того, чтоб только отстаивать свое благополучие. Откуда у Киры стремления к паразитической жизни?

Нинусь, ты пишешь, что некоторые приезжают с фронта на несколько дней и спрашиваешь меня, не удастся ли мне приехать? Нинусь, об этом я только могу мечтать, но в настоящих условиях это не возможно – просто фантазия. Утешаю себя мыслью, что настанет день и час, когда какая-то сотая доля секунды и устанавливалась бы связь с вами. Числа 17 августа наконец я получил возможность написать Вам письмо, не знаю, получила его или нет, но и на том месте (были сравнительно далеко от фронта имел возможность заезжать к старикам) простояли очень недолго всего несколько дней и снова нас перебросили на новое место, а сейчас опять прибыли уже вплотную к району, где решается очень многое и здесь-то я и получил кучу твоих писем.

Должен тебе сказать, что за последние три дня у нас здесь дела обстоят не плохо, отбито несколько населенных пунктов, только за вчерашний день прогнали его километров на 19. Уничтожено гитлеровцев исключительная уйма, а если принять во внимание, что он в течение недели не мог прибирать свои трупы и рвался буквально через своих мертвецов, то можно представить, что за мясорубку ему устроили. Рассчитываем их дальнейшие успехи. Нинусь, такая масса поистине героических поступков, что описать очень трудно. Дерутся с исключительной ненавистью и злобой.

16.09.1942 г… Нинусь, причина моего неписания должна быть для тебя ясна. С 11-го июля по 15 августа я тебе не мог написать буквально ни слова, т. к. мы находились исключительно в подвижном состоянии, ни о какой нашей полевой почте речи быть не могло, а по прибытии на определенное место, опять-таки несколько дней, это дело не налаживалось. То, что вы обо мне беспокоились, я себе очень четко представлял, и это было видно. Как только получишь возможность, хоть час в местных условиях заснуть, да и в критические минуты, мысленно также связывался с Вами. Казалось бы это невероятно, однако факт, как-то помимо воли, выделялась что мы снова будем вместе – только он очень далеко.

Родные, будьте все здоровы, живите дружнее. Целую вас крепко.

Нинусь, прошу тебя напиши несколько строк, ты как бы обиделась на меня за то письмо? Жду.

19.09.1942 г. …Нинуська, началось снова напряженное время после небольшого относительного затишья здесь дела наши не плохие. Врага кромсаем и тесним. Как будет обстоять дело дальше, сказать трудно. Все исключительно обеспокоились Сталинградом. Если врагу удаться его захватить, это почувствуем и мы на своем участке. Дорогая Нинусь, не беспокойся.

Целую и мечтаю о свидании. Целуй детей. Ваш…

08.10.1942 г. …Ты об мне, пожалуйста, беспокойся поменьше. Ни черта со мной не случится, по крайней мере, самому хочется в это верить. Конечно, всякое бывает и жарко и тепло, а когда стояли близко от своих, так было приятно. Сейчас мы ведем [такой. – Н.П.] образ жизни: переезжаем каждые 2–3 дня и в новой дыре и так все время. Не успеет наша ПИС наладить обмен как следует, а мы уже двинули. Тому еще содействует то, что наша бригада Краснознаменная зарекомендовала себя не плохо в штабе армии. Отсюда: где надо срочно, мы там.

Положение на нашем участке, в конечном итоге, нужно сказать не плохое. На одном фланге его колошматят беспрерывно и теснят ощутительно. На другом, тут дело с переменным успехом, иногда село переходит в течение дня несколько раз из рук в руки. Сволочь давят и уничтожают буквально как тараканов, но все же лезет. Посмотришь на этих союзничков Гитлера – румын, становится тошно. Оборваны до последней возможности. Не редки случаи, когда к ногам прикован пулемет, это для того, чтоб не бежал, а стрелял. Ты все спрашиваешь, почему не пишу я о себе. Собственно нечего писать, потому что изо дня в день повторяется одно и то же в различных вариациях. Вчера 14 чел.[овекам. – Н.П.] вручили ордена и медали. Прежняя перспектива, намечавшаяся на Украине, в силу резкого изменения обстановки, изменилась. Тем не менее в ближайшие дни произойдут изменения. Вероятно отдельной бригадой существовать не будем, передадут наши батальоны по различным дивизиям, во всяком случае, это наиболее реально. Если так, то конечно встанет вопрос о целом ряде командиров и политработников, в частности и обо мне. Жив буду, изменения сообщу. Так как будто здоров, жаловаться не на что, да и не имеет смысла. От стариков сейчас далеко, что там делается не знаю. Целуй всех детей. Привет всем. Извини, что плохо писал, но писал на коленке, может случится что-то другое.

До свидания, любимая.

06.12.1942 г. Здравствуйте мои дорогие!

Наконец собрался Вам написать. За это время прошло много событий, о которых писать в письме просто нет физической возможности. Переменили массу мест. Был момент, когда гоняли нас как тузиков. Удалось побывать недалеко от города, где побывали и Вы, заезжая к Марии, но с 26 октября двигаюсь по направлению, где живут мои старики. Были разные моменты вплоть до того, что в течение шести часов полз на животе, все обошлось благополучно. Был и такой момент, когда три раза проходил в 150 метрах от дома стариков, но зайти не было никакой возможности ибо по существу я был единственный ведущий. Нахожусь непосредственно в части, а не при штабе. После указа Президиума Верховного Совета СССР «Об установлении полного единоначалия в Красной Армии и упразднении Института военных комиссаров», я переаттестован. Сейчас я имею звание ст. лейтенанта. Правда, в звании я несколько пострадал, т. к. поскольку до указа я был представлен к очередной аттестации, на основе чего я переводился в старшую группу политсостава, а теперь прошлые шесть месяцев пропали и надо еще несколько месяцев для того, чтобы получить звание капитана, т. к. исчисление идет с момента присвоения нового звания, но это меня мало смущает, т. к. в конечном итоге не собирался военное дело делать своим поприщем по окончании войны, а там шут его знает – дело будет зависеть не от меня.

В первых числах ноября был большой праздник на нашей улице в районе Н. Саниба и Гизель (Орджоникидзе) как об этом сообщило Совинформбюро от 20 ноября. Был нанесен очень красивый удар немчуре на протяжении 10–15 километров, все поле было усеяно немецко-румынскими трупами, автомашинами, танками, орудиями, пулеметами, повозками, лошадьми и т. д. причем с такой густотой и плотностью, что можно делать сравнение с Мамаевым побоищем. Я тоже соблазнился, взял для своей части 2 грузовых автомашины «Опель» и одну легковую «Глезер» наподобие эмочки.