Вернуться
Шрифт:
Катрин вымыла руки и вынесла ведро с грязной водой на улицу. Дверь не заперта, вокруг никого нет — красота. Над рекой сгущалась вечерняя дымка. Сумерки здесь короткие. Тихо. Редкий крик птицы, всплеск неугомонной мелкой рыбешки. Тростник становится темнее, рябь от ветерка бежит по непрозрачной мутной воде. Вспыхнули ярким четырехугольником первые звезды.
Знакомая дорога до родника заняла минуту. Катрин наполнила ведро, умыла приятно прохладной чистой водой лицо. Покосилась в сторону манящей тени, — на фоне загорающихся звезд можно различить лишь полосы маскосети, да смутные очертания кормы. Кораблик прельстительный. Нет, не сейчас.
Катрин с ведром подходила к двери, когда на пороге возникла широкоплечая фигура Эрго. Рожа обеспокоенная:
— Ты куда пропала? Звезды уже...
— Ага. Яркие, — Катрин задрала голову.
— Ты, что?! Иди, хозяин ждать не любит.
— Куда идти?
Эрго посмотрел почти с жалостью:
— Иди, Кэтти. Платье, еду и безопасность получила?
— Поняла. Лечу на крыльях. Ах, неужели это не сон? — Катрин всучила охраннику ведро и, вытирая руки о подол, пошла отрабатывать пансион и выказывать свою непомерную благодарность.
Цензор-Преторианец восседал в своем кресле. Рослый сильный мужчина, изящно откинувший красивую голову. Мудрость и чуть-чуть усталости в задумчивом взоре. Белые одежды подчеркивают эффектный цвет кожи.
"Может быть он голограмма?" – подумала Катрин. "Я тут гадаю, а его на досуге сляпал десяток веселых программистов, чтобы бабам голову кружить. Красивый, пустой, загадочный, — на такого запросто обкончаешься".
— Ты опоздала, — холодно оповестила голограмма.
Катрин, опустившись на колени (ненавистная поза, аж в животе все скручивается, но ты привыкай, привыкай) покаянно опустила голову. Локоны полузакрыли лицо:
— Я виновата, милорд. На кухне столько дел. И я совсем не умею следить за звездами.
— Мне придется наказать тебя, — возвестил Доклетиан Кассий де Сильва. – Но об этом потом. Взгляни на меня, дитя.
Катрин подняла на властелина зеленые, честные как у любой кошки, глаза.
— Я тебе не верю, — неожиданно шепотом сказал смуглый мужчина. – Ты была неискренна со мной. Моя магия подумала и советует мне быть осторожным.
— Милорд, — Катрин сплела у груди пальцы, — я ни словом ни солгала вам. Всего лишь три дня назад я была честной преданной женой. Но богам было угодно оставить меня в одиночестве. И я познала их правоту. Я вижу вас, богоподобный Цензор-Преторианец, и мое сердце.… О, испытайте меня снова своей магией. Я готова по капле выдавить свою кровь, лишь бы вы остались снисходительны ко мне. Ах, милорд, ваши глаза прожигают сердце насквозь, как солнечный луч пронизывает туман над рекой. Мой лорд, только позвольте и я буду вечно целовать ваши ноги.
Цензор заинтересованно нагнулся вперед:
— Разве ты не слишком горда, чтобы дать подобные клятвы? У тебя ведь было много слуг? Признайся, ты любишь власть? Малейшие твои желания заранее угадывались, перед тобой трепетали слуги? Все, что ты желала само падало тебе в руки – ведь так? Такая красивая, такая избалованная и надменная, сейчас ты молишь об участи служанки?
Нет, он не голограмма.
Глядя в увлеченно сияющие глаза, Катрин тихо сказала:
— Я — леди. Но богам было угодно отнять все. Милорд, позвольте ничтожной сучке доказать свою преданность.
— Да! – Цензор откинулся и многозначительно воздел смуглый перст к потолку. – Ты наказана заслуженно. Ты – жила подобно животному, не знающему, ни чести, ни морали. Испорченная и падшая женщина. Могу ли я исцелить тебя?! Будешь ли ты искренне благодарна?
Катрин молча двинулась к нему на четвереньках. Движения мягкие и вкрадчивые, — не так подкрадываются к часовому или снайперу, так берут иную добычу. Ох, Фло, напомни как, помоги. Руки и ноги, гладкие, теплые, слабые, нежные. Бедра натягивают путы подола. Раскачивается округлый зад. Не напугай, — не шлюха, не куртизанка, — самочка, белокурая глупенькая самочка. Мясцо, сулящее удовольствие.
Прижалась щекой к ноге. Под свободной штаниной живая настоящая плоть, — щека потерлась о мускулистую, четко очерченную икру. Светлые густые локоны ласкали мужскую ногу сквозь белую ткань. Катрин опустилась ниже, уткнулась лицом в ступни, опутанные тонкими ремешками сандалий, прошептала:
— Только пожелайте, мой господин.
Треснуло платье – хозяйские руки страстно вздернули женское тело вверх, почти оголив плечи Катрин из-под нестойкой защиты платья:
— Жаждешь разделить со мной ложе? Сладострастница. Поклянись в покорности, поклянись в том, что будешь верна! Поклянись, что не злоумыслишь против меня!
Широко распахнулась бездонная зелень глаз. Изумление трепещущей самки:
— Злоумыслить?! Я?! Против великого, прекрасного как бог, мага? О, милорд…
Розовый язычок лизнул смуглые хозяйские пальцы, вцепившиеся в ворот платья…
— Ты другая! – Цензор испуганно отдернул руку. – Искушаешь меня, упорно лжешь. Ты другая. Ты, ты.… Поклянись, что не укусишь меня, поклянись, что твои белые зубы… Ты вампир…, ты.., ты…
Больше всего Катрин хотелось протянуть руку, наполнить ладонь тем, что выпирало в штанах между ног Цензора. Сжать властно, по-хозяйски. Ну, Доклетиан Кассий де Сильва, иди к настоящей леди. Дьявол, только не пугать его. Трусишка, зайка смугленький, иди сюда, иди…
— Милорд, клянусь, вы будете жить вечно. Вы ведь так прекрасны.
— Ты лжешь. Ты другая. Обманщица, распутница.
…Почти пустая, похожая на театральную декорацию комната. Занавес шторы на заднем плане. Одинокое кресло-трон, маленький столик около него. Высокий смуглый мужчина, напряженно выпрямившийся в кресле. Взгляд, полный возбуждения и страха, то устремляется к потолку, то вновь опускается на грешную землю. У ног сладострастно извивается белокурая женщина. Ее бедра случайно и высоко обнажились. Сейчас она так же неправдоподобно красива, как и король тихого королевства…
…Катрин чувствовала себя мразью. Грязь, не человек. Ибо хотелось.
— Встань! – ее снова рванули за плечи. – Встань на колени и повинуйся. Только повинуйся!
— Да, хозяин, — Катрин зачарованно смотрела в лицо смуглого бога. Ну почему он так безупречно красив?! Ни одной неправильности, ни единой ненужной или фальшивой ноты в бессмысленно одухотворенном лице. Возбужденно вздрагивающие ноздри, чувственно-жадный изгиб губ. Шелковистые пряди волос. Скинь тряпки, дай тебя попробовать. Дай, дай! Дай!!!