Верняк
Шрифт:
– Джиппи, я не сомневаюсь в том, что ваш друг верит в свое изобретение. Я давным-давно понял, что способность людей верить во что угодно не имеет границ. Одни верят, что земля плоская, как блин, другие – что мы живем в кленовом сиропе. Но если Моррейн убежден, что его прибор действует, то это вовсе не значит, что он не заблуждается. Я сам видел пару таких "дудлбагов" и знаю, что существуют сотни подобных им...
– Мистер Скотт, будьте так чертовски любезны, перестаньте употреблять это дурацкое слово "дудлбаг". При чем тут "дудлбаг"? Это электронный прибор! Дев называл его магносонантным холаселектором, и он действительно показывает, где
– И все-таки я это представляю не совсем так, как вы...
– Пожалуйста, – продолжал он с некоторой излишней горячностью, – не называйте электронный прибор "дудлбагом" в присутствии Дева Моррейна. Он и без того чересчур обидчив, а уж когда речь заходит о его изобретении, даже более чем чересчур.
– Потому что сам он отлично знает: "дудлбаг" – чистейшей воды шарлатанство.
Я решил оставить эту тему. У нас было еще несколько вопросов, которые следовало прояснить. А разговаривать с фанатиками... Был в моей жизни случай, когда мне пришлось битых полтора часа разубеждать некого бородача с налитыми кровью глазами, уверовавшего, что он стеклянный. Но все было напрасно – бородач продолжал твердить, что он стеклянный, потому что может смотреть внутрь себя и видеть вены и артерии и как бежит по ним кровь, образуя на своем пути прекрасные вихри... Много позже я осознал, что, возможно, он был наделен редчайшим даром ясновидения – всякое бывает, конечно! Но если он и казался себе прозрачным, то стеклянным-то он все-таки не был!
– Что вас заставило думать, что вы такой великий и могущественный? – спросил вдруг Джиппи.
– Что? – Я удивился вопросу.
– Никто, даже Оди не могла вас нанять, чтобы вы защитили меня от моей собственной глупости. Верно? Если происходит что-то похожее на мошенничество, то надо посадить мошенников в тюрьму. Застрелить их! Но кто просил...
– Ладно, никто ничего и не пытается... – сказал я, ощущая неловкость.
– Нет, давайте уж продолжим наш разговор. Я ведь, собственно, не так глуп, – если, конечно, не думать, что я просто не сознаю своей тупости. Да, меня едва не вытурили из начальной школы, но это потому, что я заболел и чуть не умер. Собственно, несколько мгновений я действительно был мертв, так мне говорили. Побывал среди покойников, потом начал заикаться, нести какую-то чепуху. Это-то, видимо, и напугало учителей. Но все уже в прошлом. Как бы то ни было, после этого я почти не ходил в школу. Кроме того, перестал расти. Видите ли, я порчу все, к чему прикасаюсь. Но...
Он замолчал и снова хлопнул рукой по столу.
– Почему вы так говорите о моем добром друге Деве? А мисс Лэйн вы даже назвали недопеченной... А что вы об этом знаете?
– То есть? Что я должен знать?
– Никогда не забуду изречение одного умного парня, имя, правда, не помню. Но изречение переписал для себя...
Он замолчал, глядя на меня.
– Конечно, я пропустил несколько слов и не понял всего, что он хотел сказать, но все же понял достаточно.
– Джиппи, я не имел в виду ничего особенного...
– Забудьте об этом. Я привык. Как бы то ни было, он написал о том, как это глупо – выносить приговор, не разобравшись в вопросе. Что-то вроде того, что существует нечто, не пропускающее непривычной информации и что трудно найти аргумент в противовес такому внутреннему заслону, поэтому человек навсегда остается невосприимчивым к любой новой идее. И что все это происходит, когда выводы делают до того, как рассмотрят все факты.
Джиппи поскреб свой щетинистый подбородок.
– То есть я хочу сказать, что самый большой глупец – тот, кто позволяет себе судить о том, в чем ни черта не смыслит.
Я решил, что положу астрологию на обе лопатки в другой раз. Достаточно было и того, что "дудлбаги" не работают, – и Джиппи это признал.
– Мистер Уилфер, – сказал я, – Джиппи, я думаю, что до сих пор наше общение было слишком официальным. Вместо того чтобы называть меня мистером Глупцом, называйте меня лучше Шеллли.
Он улыбнулся.
– Шеллли? Где это вы раздобыли такое странное имя?
– Ну, это производное от Шелдона. Впрочем, я не держусь за имя, которое вам показалось странным...
– Шелдон? О'кей, это другое дело. Теперь, мистер Шелдон, я хочу еще раз позвонить Оди, а потом вы, может быть, отвезете домой? Разумеется, если это не слишком вас затруднит.
– Не затруднит. А разве у вас нет машины?
– Есть. Но она производит больше шума, чем любая другая шестицилиндровая машина марки "уиппет". Произведена она была на свет тогда же, когда были изобретены колеса, и с той поры практически всю свою жизнь простояла на одном месте. Прошлым вечером, когда я выбежал из дому с пистолетом за поясом, мне даже не пришло в голову, что я мог бы быстрее добраться к дому Трапмэна на машине. Поэтому с четверть мили я пробежал бегом, а остальные четыре с половиной – прошел.
Он помолчал и с безразличным видом подытожил:
– Да, со мной это случается, я иногда делаю такие вещи. Но, как правило, судьба мудрее нас, и в каждом бессмысленном поступке есть свой смысл. Странно, не правда ли?
С тем же отсутствующим видом он пошел звонить жене. Я поднялся и ждал рядом с кабиной, пока Джиппи вернется. И он вернулся, и снова отрицательно покачал головой.
Лицо его осунулось, и он опять стал тем Джиппи, каким я впервые увидел его. Мы молча вышли вместе из "Коктейль-холла" на Шестую улицу.
Глава 5
Оказалось, что Уилферы жили на Мэрион-стрит, всего в трех милях от моей квартиры, и мой "кадиллак" с поднятым верхом нес нас туда по Голливуд-Фриуэй. Джиппи сидел рядом, откинув голову на подушку сиденья, и смотрел на затянутое смогом серо-голубое небо.
Просидев так некоторое время, он сказал:
– Мне кажется, вы думаете, что именно в "Коктейль-холле" мы с Оди впервые выпили по рюмочке и разговорились. Почему мне так кажется? А потому, что Оди, как вы сказали, не упомянула этот бар, когда перечисляла все заведения, в которых меня можно найти. Но нет, наше знакомство состоялось не в этом свинарнике. Да. А через три дня я предложил ей руку и сердце. И сделал это как подобает.
Он застегнул рубашку, подтянул и поправил галстук, почти водворив узел на предназначенное для него место.
– В тот день я как раз подписал бумаги насчет нефтяной скважины. И чувствовал себя на коне. Верил, что коль уж я так быстро раздобыл кучу деньжищ, то удача теперь всегда будет при мне. Да. И вот я сижу, гляжу на Оди, и она мне улыбается, а вы ведь знаете, как она прекрасна, когда улыбается, и вдруг кто-то рядом со мной говорит: "Оди, или вы выйдете за меня замуж, или я умру". Это не мог быть я, так я подумал. Но это был я, у меня это просто само вырвалось.