Верный меч
Шрифт:
– Ничего страшного, - повторил я на этот раз более спокойно. Я плотнее уселся на табурет, оторвал корочку хлеба и обмакнул ее в котелок.
– Просто мне нужно поесть, а потом отдохнуть. У нас впереди еще одна поездка. Еще несколько дней пути.
Я откусил хлеб. Густой и наваристый бульон из соленой рыбы, не слишком вкусный, но вполне съедобный. Он был горячим, и это было главное, хотя, возможно, это вспышка гнева помогла мне согреться, потому что я обнаружил, что перестал дрожать. Я налил немного в деревянную миску, заботливо поданную Осриком, и поднес ее к губам, медленно потягивая варево.
– Мы должны сразу же отправить сообщение городскому риву (1), - сказал
– Мы могли бы подать заявление в суд.
– На каком основании?
– Ответил капеллан.
– У нас нет никакой раны, если не считать царапины на щеке.
– Нарушение мира короля, - предложил Уэйс.
– Этого не достаточно?
– Это не принесет нам ничего хорошего, - сказал Гилфорд.
– Без имени виновного мы ничего не добьемся.
Управляющий вздохнул.
– Ты прав. И ждать суда в Лондоне придется не меньше двух недель.
– К этому времени мы должны будем идти на север с армией короля, - согласился я, побежденный.
Я ни на волос не приблизился к догадке, кем были те люди, и не видел способа найти их.
– Я схожу утром к риву, - сказал Вигод, очевидно, почувствовав мое разочарование.
– По крайней мере, попытаться стоит.
Вскоре зал начал пустеть, один за другим рыцари отступали на свои постели, пока я не остался единственным бодрствующим перед очагом. Я еще некоторое время сидел перед огнем, выгоняя из тела остатки холода. Слуги принесли еще дров из поленницы во дворе, и я постепенно подкладывал их в гудящее пламя, пока окончательно не просох и не прогрелся. В конце концов, я оставил огонь гореть, как ему хочется, и лег на спину, глядя на балки и доски потолка. Тело болело, мышцы требовали отдыха, но разум бодрствовал, когда я коснулся креста на шее. Я ясно видел перед глазами весь бой: каждый удар клинка, каждый выпад и толчок. Именно тогда я вспомнил, что оставил свой меч у церкви. Я не собирался идти за ним прямо сейчас, это могло подождать до утра.
Когда мы прибыли в Лондон, у меня ненадолго появилось ощущение, словно я возвращаюсь домой. Однако, теперь я ничего не хотел так сильно, как убраться отсюда поскорее.
Сквозь сон плавно проплыл звон колокола, призывающего к утренней службе в одном из ближайших монастырей. Не знаю, сколько мне удалось проспать, потому что в моем сне колокол бил так же тягуче и размеренно, и я с монахами шел в холодную каменную церковь, и мне снова было двенадцать лет.
*
Мы надеялись отправиться в Уилтун на рассвете следующего дня, но снег падал всю ночь, и его было так много, что, выйдя во двор, я утонул в сугробе по колено: белое одеяло накрыло город и окрестности, сделав невозможным наше путешествие.
Я шел по хрустящему снегу вниз по Виклинг-стрит, повторяя мой путь прошлой ночью. Я попросил всех остаться дома, даже Гилфорда, который попытался протестовать, когда поймал меня у ворот. Он сказал, что сегодня слишком холодно для прогулок; будет гораздо лучше остаться под крышей у огня, чтобы оправиться от ночного купания. Но за исключением возбуждения после боя, я чувствовал себя хорошо, и не собирался слушаться капеллана. Мне нужно было время, чтобы все обдумать.
Какие люди церковного звания будут нанимать рыцарей для свой личной охраны? Тот, которого я принял за Гилфорда, похоже, был англичанином: на это указывало многое в его внешности. Что до священника в черной мантии, я не мог быть уверен, но решил, что он из Нормандии, ему было проще нанять нескольких французов, потому что вряд ли они захотели бы служить англичанину.
С другой стороны я не сомневался, что это были наемники, живущие продажей меча, люди без чести и совести. Многие из них были клятвопреступниками немногим лучше убийц, потому что, нарушив присягу - единственную вещь, связывающих людей меча воедино - они бросили вызов Божьему и человеческому закону. Такие люди никогда не задумывались, кому и зачем они служат, пока им хорошо платят, и это делало их опасными.
Я поднялся на небольшой деревянный мостик через ручей. Лед застыл вдоль берега и около больших камней, и утки жались друг к другу у его кромки. Некоторые прятали головы под крыльями, другие опускали клювы в быструю воду, словно пробуя ее на вкус. Никто не осмеливался искупаться.
Резкий ветер порывами налетал с востока, пробиваясь под плащ. Я опустил голову и двинулся против ветра. Через Темзу вся земля с востока на запад казалась единым белым пространством, испачканным только темным скоплением домов, составлявших Судверка, и полосой леса у далекого горизонта. За все годы жизни в Динане я никогда не видел такого снега; только в Англии я узнал, что такое холодная зима.
В тот день я не первым вышел на улицу. Белое пространство было нарушено следами ног и колес, хотя их было совсем немного. Дым густым серым столбом поднимался над каждым домом; большинство горожан еще сидело дома у огня, потому что солнце только показалось над горизонтом. Я встретил людей только около церкви Святого Эдмунда. Два мальчика гнали стадо свиней на холм, палками убеждая их не останавливаться и не копаться в снегу. Еще выше по дороге мужчина гнал телегу, запряженную парой волов, колеса яростно крутились, преодолевая сугробы. А на углу, откуда я вчера вечером следил за двумя церковниками, стояло пять человек на лошадях. Четверо были в кольчугах и с копьями в руках, но один носил плащ из оленьей шкуры поверх широкой туники с длинными рукавами. Он разговаривал со старой женщиной, которая была явно взволнована, потому что яростно размахивала руками, хотя я не мог понять, по какой причине.
Я не стал уделять им много внимания, потому что мой глаз заметил блеск металла в колее, оставленной телегой. Я бросился вперед и опустился на колени в укатанный снег, царапая его голыми руками, чтобы освободить сияющий клинок и надпись на нем: "VVLFRIDVS ME FECIT".
Я взял его в руки и обтер рукавом туники, чтобы внимательней осмотреть на предмет повреждений. Но, кажется, колесо телеги не повредило ему, меч был в отличном состоянии. Капли талой воды стекали со стали, заставляя ее сверкать при свете нового дня.
Я услышал крик и поднял глаза на женщину. Она указывала пальцем на меня.
– Hwaetla!
– Кричала она всадникам.
– Hwaetla!
Мужчины рысью ехали ко мне, были ли они с теми, кого я видел вчера вечером? Я стоял на месте с мечом в руке, не зная, бежать или сопротивляться. Без коня у меня не было ни одного шанса уйти от них, даже если бы я захотел. И пятерых было слишком много, чтобы я мог надеяться справиться с ними в одиночку. Двоих я бы уложил, пожалуй, а в хороший день даже троих, если бы не так устал и удача была бы на моей стороне.
– Ты, - сказал один из них, останавливаясь передо мной. На его копье был закреплен красный вымпел, и я принял его за командира. Его лицо было изрыто оспой, а подбородок зарос многодневной щетиной. Не красавец, в общем.
– Ты кто?
Остальные три богатыря встали полукругом за моей спиной, держа копья наготове. Человек в оленьем плаще остался стоять рядом с женщиной. Он был одет по-английски, но плащ был заколот на плече серебряной пряжкой, а волосы пострижены на французский манер, и я догадался, что он был переводчиком.