Верный меч
Шрифт:
– Спасибо, - ответил я.
– Когда увидишь Гилфорда, скажи ему, что мы сожалеем.
– О чем?
– Просто скажи ему, - попросил я.
– Он поймет.
С этими словами я пустил коня рысью, и мы начали подниматься на холм Бишопсгейт, оставив дом Мале за спиной. Мы миновали место, где на меня напали в ту ночь, и церковь Святого Эдмунда, где я видел того человека, которого принял за капеллана. Казалось, все это было так давно, хотя прошло чуть больше недели; воспоминания уплывали в туман памяти, словно сон. Но все же это случилось со мной, напомнил я себе, в этом самом городе.
У нас ушло
Солнце коснулось деревьев на горизонте, когда мы наконец поднялись на гребень хребта к северу от Стэнфорда и посмотрели вниз на расстилавшееся в долине море палаток. Их были сотни, и, хотя они стояли на открытом месте, не так как в ночь перед Гастингсом, я с тех самых пор не видел столько людей в одном месте.
Поистине это было впечатляющее зрелище. Множество знамен развевалось и трепетало в потоках ветра над палаточным городом. На некоторых были вышиты животные или фантастические звери - я разглядел десятки разноцветных орлов, кабанов, волков и драконов - в то время, как другие были просто разделены на полосы с цветами своих владельцев. И в центре лагеря над большим павильоном, который являлся личной палаткой короля, выше всех реяло самое большое знамя: сверкающий золотом лев Нормандии на алом поле.
Я не мог судить, сколько человек здесь собралось, хотя, конечно, после нашего отбытия в Уилтун их число увеличилось. Лорда Роберта в Нортумбрию сопровождало две тысячи человек, но мне казалось, что теперь король собрал больше людей. Естественно, не все здесь присутствующие были воинами, каждого из лордов сопровождали различные слуги и ремесленники: люди, чтобы готовить еду и питье, ухаживать за лошадьми, чинить оружие и упряжь. Здесь были кузнецы, работающие на открытом воздухе около огня и наковальни - оружейники, понял я, занимающиеся ремонтом кольчуг. И тем не менее, это была значительная армия. Я надеялся, что ее будет достаточно.
Я подал знак Эдо, который в дороге нес наше знамя, и он передал его мне, а я отдал ему поводья моего боевого коня. Я бережно развернул ткань, затем, держа древко в правой руке, пришпорил свою усталую лошадь и галопом помчался вдоль хребта под развевающимся знаменем. Черные и золотые полосы гордо летели по ветру, вспыхивая искрами в лучах низкого солнца. Я махнул рукой своим людям и направился вниз по каменистой тропе, которая вела в сторону лагеря.
При нашем приближении люди поднимали головы от своих костров, некоторые даже выкрикивали приветствия, но большинство просто не замечало нас. Действительно, у них были для этого причины, поскольку мы могли оказаться кем угодно: разведчиками, посланными изучить окрестности, или новым отрядом воинов, отправленных в королевскую армию местными лордами. Но я надеялся, что вид черного с золотом знамени заставит их вспомнить о человеке, от имени которого была собрана эта армия.
Мы пробирались между палатками, телегами, распряженными лошадьми, по тропинкам, проложенным сотнями ног. За каждой палаткой была вырыта в земле яма, из которой поднималось зловоние дерьма. Да уж, война пахнет не розами.
– Ищите сына виконта, - сказал я остальным.
– Он должен быть здесь.
Мы ехали мимо мужчин, несущих связки копий, другие катили бочки с элем, может быть, или с соленым мясом. В тени одинокого дуба рыцари упражнялись в дубинками и щитами, а несколько человек и с мечами, их лезвия сверкали на солнце. Впереди через лагерь тек небольшой ручей, и здесь люди набирали воду в котелки и кувшины, либо поили животных.
В конце концов мы увидели знамя, которое долго искали: копия того, под которым ехали сами. Оно развивалось в вышине недалеко от палатки короля, это являлось неоспоримым признаком того, что Роберт Мале был в почете у государя.
Самого короля видно не было; закрылки палатки были опущены, а перед входом стояли два стражника, охранявших доступ внутрь. Без сомнений, это означало, что король Гийом держит совет с тем или иным из своих баронов. Я никогда не общался с ним лично, хотя часто видел издалека: при дворе в Вестминстере на день Пятидесятницы в прошлом году и, конечно, на поле при Гастингсе.
Мы направились к черно-золотому стягу, под которым вокруг костра было разбито шесть палаток. Роберт действительно был там со своими людьми, которых на первый взгляд казалось не больше двадцати, включая слугу: того тощего парня, который был с ним в день нашей первой встречи.
Роберт издали заметил наше приближение и встал, чтобы приветствовать нас, когда мы спешились. Я отметил про себя, что он снова был во всем черном: я надеялся, что его любовь к внешним эффектам не повлияет на его способность сражаться с мечом в руке, для чего мы собственно, здесь и собрались.
– Ваши дела в Уилтуне закончились благополучно?
– Спросил он меня, после того, как мы обнялись.
– Удовлетворительно, милорд, - ответил я.
На мгновение мне показалось, что он собирается задать новый вопрос, но он этого не сделал. Что он знал, спросил себя я, о деле Эдгиты и теле Гарольда?
Он представил нас своим людям, и в частности, дородному широкоплечему детине, которого он назвал Анскульфом. Тот был командиром личной охраны Роберта и оказался человеком немногословным, поскольку при виде нас издал только бессвязное бурчание. От него несло свежим навозом, и я заметил, что он безвозвратно утратил два пальца на левой руке и кусок правого уха.Но выглядел он опытным воякой: я узнал в нем определенный вид уверенности, который приходит только, когда человек преодолевает много трудностей, много сражений и выдерживает все, что судьба обрушивает на его голову.
Мы оставили наших лошадей на попечение людей Роберта и начали забивать в землю толстые колья для палатки. Здесь было достаточно травы для лошадей, но я не забыл убедиться, что боевым коням не забыли дать овса, и они уже удовлетворенно жуют его.
Когда мы вернулись, люди Роберта уже жарили на костре что-то похожее на оленью ногу. Кусок мяса был большой, а огонь еще маленький, но вскоре подошел слуга с охапкой хвороста и подбросил его в костер, так что вскоре я уже почувствовал его тепло.