Верный меч
Шрифт:
– Что именно?
– Спросил я.
Глаза Роберта были устремлены на далекий город.
– Наши разведчики вернулись несколько часов назад с новыми сведениями о мятежниках. Оказалось, что в то время, пока многие из них находятся в городе, остальные разбили лагерь около северных ворот. Через несколько часов король Гийом направит тысячу человек вверх по реке до следующего поворота. Они подойдут к Эофервику с севера и атакуют лагерь до рассвета, надеясь выманить остальных нортумбрийцев из города. В то же время оставшаяся часть нашей армии во главе
– И каким образом король собирается войти в Эофервик?
– Спросил я.
Насколько я знал, у нас не было осадных орудий, и, хотя мы могли попытаться прорваться через ворота без них, это означало потерю многих бойцов, а нас было не так много, чтобы разбрасываться людьми.
– Вот почему я привел тебя сюда, - сказал Роберт. Он глубоко вздохнул.
– Чтобы мы вошли в город, кто-то должен открыть для нас ворота. Так как вся кампания начата ради моего отца, выбор пал на меня. Я должен найти людей и сделать это.
Он смотрел на меня, приподняв бровь, и я понял, что он имеет ввиду.
– Вы хотите, чтобы это сделал я.
– Ты и твои товарищи. Король попросил, чтобы небольшая группа людей, не больше полудюжины, сегодня ночью вошла в город по берегу реки, незаметно пробралась по улицам к воротам и открыла их.
Это было смертельно опасно, я не сомневался. Достаточно было одному человеку заметить нас и поднять крик, и все мы стали бы покойниками: зайдя в город, мы уже не смогли бы выбраться обратно. И единственной причиной, почему Роберт просил нас, было то, что он не хочет рисковать ни одним из собственных рыцарей.
Внезапный гнев охватил меня. Он не был моим сеньором, я не должен был выполнять его приказы. И, хотя я готов был ехать с ним в бой и помогать ему, как и обещал Беатрис, я не собирался по-дурацки рисковать жизнью ради человека, которого едва знал.
Я отвернулся к своей лошади.
– Поищите кого-нибудь еще, милорд.
– Ты знаешь город, - произнес он за моей спиной.
– А мои люди не знают. Иначе я не стал бы просить тебя.
– Вместо ответа я забрался в седло и взял поводья.
– Ты будешь хорошо вознагражден, - сказал он.
– Я могу дать тебе серебро, золото, все, что ты хочешь.
Я уже собирался ударить коня пятками и ехать в лагерь, но остановился.
– А как насчет земли?
– Спросил я.
За все годы службы его тезке, Роберту де Коммину, он не смог дать мне только одну вещь. Собственную усадьбу, где я мог бы построить дом с залом и воротами, и слуг, которые служили бы мне, как я ему. С того самого дня, как он отдал под мое командование один из своих отрядов, земля была тем, о чем я мечтал больше всего на свете. Быть сеньором в своем собственном уделе.
– Если ты хочешь землю, ты и твои товарищи получат ее.
Мгновение я смотрел на него, пытаясь понять, говорит ли он всерьез, но он смотрел на меня, не отводя глаз.
– Вы даете свое слово?
– Спросил я.
– Даю тебе слово.
– Сначала я должен спросить моих людей.
– Конечно, - ответил он.
Он сел на коня, и мы в молчании поехали в лагерь. По правде говоря, я был несколько разочарован, так как до меня дошло, как легко меня купили. Не то, чтобы я должен был попросить больше, но мне не нравилось, что я согласился вообще. У такой могущественной семьи, как Мале, земли было, что хлеба: они имели ее в таком избытке, что могли раздавать свободно.
Но он сделал свое предложение, и я не мог отрицать, что за это стоит рискнуть шкурой. И все, что от нас требовалось, надо было сделать этой ночью.
32
Мои парни неодобрительно отнеслись к идее подставлять свою шею ради Роберта, особенно упорно меня отговаривал Уэйс. Но как только я рассказал им об обещанной награде, они сразу согласились с планом.
Так что, когда луна поднялась в зенит, мы уже надевали кольчуги и шлемы, крепили ножны на поясе и перебрасывали через голову ремни щитов. Лагерь вокруг нас гудел; повсюду люди седлали лошадей или опускались на колени в молитве. Священник принимал исповедь у тех, кто хотел облегчить душу перед боем, и я слышал, как он несколькими тихими словами на латыни освобождает их от грехов.
Я бы тоже желал такого утешения, но времени у нас не оставалось. Я уже видел, как в стороне собираются бойцы, которых король выбрал для нападения на лагерь мятежников, хотя мне казалось, что теперь их больше тысячи, потому что к рыцарям присоединились копейщики и лучники; казалось, там уже половина нашей армии. Мы должны были идти с ними, и это означало, что мы выступаем в ближайшее время. Им предстояло покрыть много миль пути, пересечь реку и добраться до Эофервика к рассвету, а ведь он находился в нескольких часах езды.
Глаза застилала усталость. Я не смог толком заснуть, потому что под закрытыми веками передо мной неизменно вставал горящий Дунхольм и мои погибшие ребята. Нога пульсировала под зажившей раной, хотя до сих пор я не вспоминал о ней. Да, рана была исцелена, но шрам остался, как память о моем поражении. Это будет первое настоящее сражение после Дунхольма.
Боевых коней мы оставили в лагере, так как сейчас в них не было потребности, и оседлали вьючных лошадей. Они хорошо служили нам до сих пор, теперь им оставалось только доставить нас на несколько миль вперед.
Роберт появился, когда мы уже собирались уезжать. Как и мы, он был в доспехах, ремень шлема затянут под подбородком, хотя кольчужное забрало отвязано и болталось за плечом. И все же он не выглядел грозным, чувствовалось, что в кольчуге ему не очень удобно.
Но не все мужчины рождены воинами. Он был здесь не из желания сражаться, а из чувства долга по отношению к своему отцу и королю, и это было вполне достойно уважения.
– Мы приведем ваших коней, - сказал он.
– Как только ворота откроются, я вас найду. Для каждого из вас есть место в моем отряде.