Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого
Шрифт:
Вполне естественно, что плотская любовь, ввиду данного обета воздержания, монаху Симеону претила. К тому же само сокровенное чувство, которое «движет солнце и светила», в веке семнадцатом было глубоко запрятано в глубине сердец молодиц на выданье и юношей, занятых поисками семейного счастья и находивших его в святом Таинстве брака. Причислять Симеона Полоцкого к тем, кто проповедовал безбрачие, было бы несправедливо.
В дореволюционных исследованиях не единожды встречаются сведения о Симеоне Полоцком как о человеке, замышлявшем реформу Русской православной церкви. Замахнуться на такое мог только человек, наделенный безмерным тщеславием и стремлением обрести лавры новоявленного российского Мартина
Симеон Полоцкий, признавая необходимость преобразований, отдавал должное внешней стороне православия, созданию в храмах и церквях атмосферы душевного умиротворения. Библейскую истину «В начале было Слово, и Слово было у Бога» (Ин. 1,1) Симеон Полоцкий истолковывал так: Божественные плоды Священного Писания должны питать разумною пищей людей, вставших на путь служения Господу. Но одними творениями апостолов, «ангельским хлебом» церковных книг священнослужитель ограничиваться не должен.
Широта познаний, поучительное и благополезное чтение книг по истории христианской церкви, письмена ее отцов и, конечно, реальные дела, без которых вера мертва, — вот основа, на которой должен утверждаться авторитет белого и черного духовенства.
«Хвалите Госиода с небес, хвалите Его в вышних. Хвалите Его, все Ангелы Его, хвалите Его, все воинства Его. Хвалите Его, солнце и луна, хвалите Его, все звезды света. Хвалите Его, небеса небес и воды, которые превыше небес» (Пс. 148,1—4). Красота творения есть сущность любого искусства. В храме Божием, утверждает Святое Писание, созерцают глаза, а воспринимает душа. Но вот незадача: во времена Симеона Полоцкого лики Иисуса Христа, Божией Матери, святых на иконах разнились настолько, что в обиходе иконописцев частенько называли обидными прозвищами: «грубописатель» и «богомаз».
«Возможно ли писать лики святых без вдохновения? Как остановить этот поток халтуры? Как из ремесленника сделать мастера?» — вот вопросы, волновавшие Симеона Полоцкого, и в одном из своих стихотворений он дает на эти наболевшие вопросы ясный ответ:
Иконописец каждый благочестивым бягае Ко Матери Божией любовь соблюдаша.Пробудить в художнике чувство красоты, величия и обаяния природы, совершить шаг от примитива к совершенству, опираясь на твердость веры православной, — вот лишь некоторые принципы, которые сформулировал Симеон Полоцкий.
Он призывал власть предержащих к уважительному отношению к труду художника, которому «в народе почитаемому быти».
Попытаемся вникнуть в суть рассуждений Симеона Полоцкого.
Возможно ли изменить Россию к лучшему? Возможно ли духовное возрождение народа русского и обновление государства Российского? Возможны ли условия, когда человек, отбросив никчемное понятие: «День прошел — и слава Богу», осознает подлинную значимость земного и небесного жития? Утвердится ли в сознании русского человека восприятие мира как творения Божиего и бесценного дара? Не заглохнут ли на корню, как это не раз бывало на Руси, идеи просвещения народа?
Отметим, что в описываемое время духовенство еще не являлось родовым наследственным сословием и священниками по большей части становились прихожане, осененные Провидением, но имевшие, однако, слабые познания в христианских канонах. Церковь была единственным местом, где по существу государство общалось с народом, где с амвона, наряду с проповедями, оглашались царские указы, распоряжения воевод.
Не утомлять умы слушателей, а растолковывать прописные евангельские истины, заповеди Господни и житие Иисуса Христа, черпать вдохновение в Его деяниях и притчах, поведать о многообразии мира и краткости жития — таковы лишь некоторые воззрения Симеона Полоцкого на то, что должна заключать в себе проповедь. Конечно, вровень с познаниями настоятеля Заиконоспасского монастыря могли встать лишь немногие, но Симеон Полоцкий вовсе не стремился подавлять своим авторитетом приходских священников. В своих книгах «Вечеря душевная» и «Обед душевный»
Симеон Полоцкий предстает как блестящий оратор, который словом живым, легким, свободным доходчиво объясняет суть даже самых сложных понятий и явлений. Церковная кафедра позволяла ему развернуться во всей широте своего таланта. До Симеона Полоцкого такого златоуста Россия еще не знавала.
21 декабря 1667 года, в день памяти святого Петра, митрополита Московского, Симеон Полоцкий в присутствии царя и восточных патриархов произнес блестящую речь. Читаешь ее, и кажется, будто из поднебесной звучит голос человека, разорвавшего вериги, в которых цепенела русская мысль:
«Настало время яко возмощи нам крепко стати противу кознем дьявольским и вся враги наши победиши. Молитвы святого Петра возвышают род христианский; его молитвы поспешествуют желаниям сердца Твоего».
А далее Симеон Полоцкий обращается к патриархам, предпринявшим дальнее и вовсе не безопасное путешествие на Большой Московский собор:
«Вы, яко добрые пастыри, приняша извещение о явившейся во стаде Христовом проказе… придоша разсудили проказу и исцелили. Придоша, да на праздной земли насадить доброплодное древо от него же быть алчным слова Божия нескудно напитанными быти».
Свою духовную миссию Симеон Полоцкий выполнил сполна, впрочем, как и оставил по себе память, заведя в Заиконоспасском монастыре свой собственный синодик, поминальную книжицу, которую пополнял ежегодно именами всех русских святых, страстотерпцев, благоверных и инчих.
Мы уже отмечали обширную переписку, которую вел Симеон Полоцкий с архиереями и иерархами Русской православной церкви, как единомышленниками, так и не разделяющими его взгляды, которые одаривали его бесценной информацией со всех уголков России. Собранная по крупицам воедино, она давала понять: в сознании русского человека происходили серьезные изменения, и, конечно, в первую очередь они наметились в кругах людей государственных, которые не отреклись от правил жития, предписанных Домостроем, но которым были не чужды мирские утехи и тяга к познанию.
Церковь предосудительно относилась к светским книгам, а Симеон Полоцкий отстаивал свое мнение о том, что отцам христианской церкви Григорию Богослову и Василию Великому были не чужды ни афинская мудрость, ни мирские учения. В «Вечере душевной» Симеон Полоцкий осуждал лишь только ту мудрость (читай: философию и науку), «которая есть вражда на Бога и закону Божиему не покоряется». Своими уникальными переводами иностранных книг для душеполезного чтения Симеон Полоцкий проложил путь, по которому в Россию устремился поток литературы добротного содержания. Что же касается фривольных сочинений и иезуитских поделок, то для них границы государств ни в какие времена не существовали.