Версаль
Шрифт:
Старое дерево казалось всем неискоренимым, и в государстве этому только радовались. Даже те, кто считал, что правление Людовика XIV несколько затянулось, понимали, что в случае смерти старого короля тяжкий груз правления ляжет на плечи малолетнего монарха и начнется смута. Но Людовик XIV в своей жизни так много воевал, работал, ездил верхом, что его здоровье было значительно подорвано.
Летом 1715 года жизнь текла как и прежде. 9 августа король вернулся с охоты несколько усталым. На следующий день он отправился в Версаль. Почувствовав внезапное недомогание, Людовик с трудом дошел из кабинета до часовни. В воскресенье прошло заседание совета министров. После этого король последний раз в жизни совершил прогулку до Трианона.
В понедельник, 12 августа, Людовик почувствовал сильные боли в ноге. Врачи поставили диагноз – радикулит.
Такой напряженный режим сохранялся еще двенадцать дней, причем страдания больного ежедневно усиливались.
Только 24 августа Людовик XIV осознал, что болезнь его зашла слишком далеко и что он уже никогда не поправится. Он почувствовал приближение смерти и сам вынес себе приговор, не дожидаясь заключения врача. Конечно, король боролся изо всех сил, потому что знал: каждый отсроченный день, каждый день, отвоеванный у болезни, – это день, выигранный для малолетнего наследника.
24 августа после ужина Людовику стало так плохо, что он отпустил придворных, позвал священника и исповедался. Нога короля почернела, и это было очень похоже на гангрену. Врачи не придумали ничего более остроумного, как сказать, что «весьма смущены». Его Величество, заявили они, «страдал ознобом с Троицы», и теперь болезнь осложнилась из-за того, что больной пренебрегал лечением.
25 августа король потерял сознание, у него начались судороги. Очнувшись, Людовик потребовал предсмертного причастия. Как свидетельствует Данжо: «Посчитав с этого момента, что ему осталось жить всего лишь несколько часов, он стал действовать и все приводить в порядок, как человек, который должен сейчас умереть, и делал это с беспримерной твердостью, присутствием духа и благородством».
Король стал перечитывать завещание и делать пометки на полях. Маркиза де Ментенон тихонько сидела в углу. Ее присутствие Людовик терпел до самого последнего часа, изо всех сил скрывая раздражение. Пытаясь не обращать внимания ни на нее, ни на любопытных придворных, которые то и дело тайком пробирались в спальню, Людовик вызывал по очереди тех, кому собирался дать предсмертные указания. Каждый подходил к умирающему, выслушивал его, а потом, весь в слезах, удалялся в соседний кабинет.
Бассейн Аполлона
26 августа толпа народа стояла около спальни монарха; было заполнено все пространство между большими апартаментами и Зеркальной галереей. «Около десяти часов медики перевязали ногу короля и сделали несколько надрезов до самой кости; и когда увидели, что гангрена уже достигла такой глубины, то не осталось сомнения, вопреки всем надеждам на лучший исход, что она идет изнутри и что никакие лекарства не смогут спасти больного». Маркиза де Ментенон присутствовала при этих пытках. Сначала король ласково попросил ее удалиться. Она сделала вид, что ушла, но на самом деле осталась. Тогда король сказал, что «раз никакие лекарства не смогут ему помочь, он просит ему позволить хотя бы умереть спокойно».
К королю подвели малолетнего дофина. Будущему Людовику XV в то время было чуть больше пяти лет. Король-Солнце его поцеловал и произнес: «Мой дорогой малыш, вы станете великим королем, но счастье ваше будет зависеть от того, как вы будете повиноваться воле Господа и как вы будете стараться облегчить жизнь ваших подданных. Для этого нужно, чтобы вы избегали, как могли, войну: войны –
После этого Людовик подозвал служащих двора и прислугу. Слабым, но твердым голосом он сказал им: «Господа, я доволен вашей службой; вы служили мне верно и с большим желанием мне угодить. Я очень сожалею, что недостаточно, как мне думается, вознаградил вас за это, но обстоятельства последнего времени мне не позволили это сделать. Мне жаль расставаться с вами. Служите моему наследнику с таким же рвением, с каким вы служили мне; это пятилетний ребенок, который может встретить немало препятствий, ибо мне пришлось преодолеть их множество, как мне помнится, в мои молодые годы. Я ухожу, но государство будет жить всегда; будьте верны ему, и пусть ваш пример будет примером для остальных моих подданных. Будьте едины и живите в согласии, в этом залог единства и силы государства; и следуйте приказам, которые будет вам отдавать мой племянник. Он будет управлять королевством; надеюсь, что он будет это делать хорошо. Надеюсь также, что вы будете выполнять свой долг и будете иногда вспоминать обо мне».
Осталось только проститься с дамами. Данжо удивлялся, «как король мог выдержать плач и такие стенания».
Все это время король знал, что за дверями его спальни разгораются страсти и амбиции, но произносил слова любви, призывал к миру и спокойствию. Данжо записал: «Последние моменты жизни этого великого монарха показывают христианскую стойкость и героизм, с которыми он встретил приближение смерти. Он сохранил полную ясность ума и твердость характера до самого последнего момента жизни и, говоря с нежностью и добротой со всеми, с кем пожелал говорить, сумел сохранить свой авторитет и величие до последнего вздоха. Ручаюсь, что самые страстные проповедники не смогли бы красноречивее и трогательнее сказать то, что он сказал, найти более достойные выражения, которые наиболее ярко выявили бы те черты, которые свойственны были ему как настоящему христианину, настоящему герою, королю-герою».
Боскет Дам
Раннее утро в версальском парке.
Оранжерея и Озеро швейцарцев
27 августа Людовик XIV вызвал де Поншартрена [156] и сказал ему: «Как только я умру, вы тотчас пошлете королевскую грамоту с приказом отнести мое сердце в церковь иезуитов и поместить его там таким же образом, как и сердце моего покойного отца. И я не хочу, чтобы на это было истрачено денег больше, чем тогда». Данжо говорил, что приказ отдавался таким спокойным тоном, будто Людовик распоряжался построить какой-нибудь новый фонтан в Версале.
156
Жером де Поншартрен – главный министр Франции в 1689–1699 годах, в конце жизни Людовика XIV он был канцлером Франции.
На следующее утро король, проснувшись, увидел у своей постели плачущих слуг. Он обратился к ним: «Почему вы плачете? Вы думали, что я бессмертен? Я так о себе никогда не думал, и вы должны были давно уже быть готовы меня потерять, учитывая мой возраст». Гангрена значительно продвинулась, и король, «хотя и находился в полусознательном состоянии, заявил, что он улетучивается».
Салон Венеры. Король Людовик XIV