Вершина мира
Шрифт:
Стены основной комнаты обшиты звуконепроницаемым материалом, выкрашенным в "веселенький" серый цвет. Посреди пустого помещения небольшой металлический стол с вмонтированным в него микрофоном, соединенным с записывающим устройством. Возле стола два неудобных стула. Яркая лампа под потолком заливала помещение пронзительным бестеневым светом. Обстановка подавляющая и не располагает к долгому гостеванию. Единственное, чего хотелось неподготовленному человеку, попав в подобную комнату, покинуть ее, как можно скорее.
Примерно в такой же комнате я рисовала лошадок, а потом делала уроки, поминутно дергая следователей и экспертов, когда ни черта не понимала математику,
Я прочертила пальцем по столу, словив себя на том, что от воспоминаний губы расплываются в глупой улыбке, попыталась придать себе вид серьезной невозмутимости. Не получилось. Я скорчила рожу своему отражению, думая, как будет забавно, стой сейчас кто-нибудь по ту сторону стекла. Но с играми пора заканчивать, надо приниматься за работу.
Договорившись с Эженом, что тот будет отслеживать происходящее из потайной комнаты и вести запись, затеяла перестановку. Предстояло разместить стулья так, чтобы я не загораживала собой обзор ни ему, ни видеокамере и к тому же поставить подозреваемую в как можно более невыгодное положение.
Я подвигала стулья, чуть повернула стол. Уселась на стул, предназначенный для мамаши, и попросила, глядя в стекло:
– Эжен, поверни лампу немного влево, - лампа над головой зашуршала, поворачиваясь.
– Еще чуть-чуть. Стоп! Вот так хорошо.
Так было действительно хорошо. Свет лампы теперь отражался в зеркале и раздражающе слепил. То, что надо, если я не желаю, чтоб меня узнали с первых же минут общения. Подозреваемая будет сидеть наискосок ко мне. Ей будет крайне неудобно смотреть на меня, и в глаза будут бить блики, создаваемые игрой света и неровностями стекла за спинкой моего стула. Я же, располагаясь спиной к зеркалу, буду надежно защищена от этого. Жестоко? Такова жизнь. Укрепив стулья в нужном положении при помощи напольных замков, опустилась на свое место полностью довольная собой и собственной жизнью, постаралась выкинуть из головы всяческие мысли. Надо сосредоточиться.
Долго пробыть в одиночестве мне не дали. Вскоре отворилась дверь, тихо щелкнув замком, и в комнату ввели подозреваемую. Я с интересом рассматривала женщину, одетую в темно-синюю тюремную робу. Гордая осанка, колючий взгляд сапфировых глаз, бледное, высокомерное лицо и черные волосы, собранные в пучок даже после нескольких дней ареста не потерявшие своего косметического блеска. Здравствуй, мама!
Я с интересом рассматривала ее, как некое мифическое животное, почти такое же, как единорог. Все о нем слышали, но никто не видел. Она меня не узнала, с некоторой помесью сожаления и злорадства поняла я. А что, вы доктор, собственно, хотели? Дети имеют особенность вырастать, и вы несколько изменились с момента вашей последней встречи. С неприятным чувством я осознала, что внешне она очень похожа на меня, только, естественно, старше, но те же волосы, глаза, брови, ресницы, нос, линия подбородка, фу, какая гадость! Впрочем, удивляться нечему, это же моя биологическая мать. Радует только одно, теперь я примерно
Женщина без приглашения прошла к отведенному для нее месту и уселась на неудобный стул, закинув ногу за ногу. "Папироски в мундштуке, разве что, не хватает!" - с раздражением подумала я, хотя совершенно не собиралась раздражаться. Мне на нее плевать! Или не плевать, все-таки? А?
Куприна подалась вперед и, щурясь от отблесков света, приоткрыв рот некоторое время меня рассматривая, отвратительно пуская при этом слюну. По-птичьему повертев головой, она издала что-то похожее на хрюканье. Это все должно было сходу убедить меня, что она у нас скорбна головушкой. А через миг она стала снова самой собой - холодной расчетливой стервой. Удивленно подняла брови, глядя на меня, будто только сейчас меня увидела.
– Зачем меня сюда привели?
– холодно поинтересовалась она, разглядывая мою госпитальную форму, а мне показалось, что я слышу себя, только в записи.
– И вы кто? Врач? Я не вызывала врачей! Кто посмел вызвать мне врача без моего приказа? В конце концов, я герцогиня и моих приказов должны слушаться все! Где моя горничная?
– Все правильно, - подтвердила я, заставляя себя улыбнуться и говорить ровно.
– Вы не вызывали врача, но такова процедура. Это обычна практика. Меня вызвал начальник этого отдела для освидетельствования вашего душевного здоровья и психологической стабильности.
– Сколько он вам заплатил?
– подавшись вперед, хищно спросила она.
– Простите?
– нахмурилась я, откидываясь на спинку стула и устраивая локти на узких подлокотниках. Похоже, разговор наш обещает стать интересным.
– Не делайте такие удивленные глаза, девчонка!
– резко одернула она меня.
– Я говорю про вашего начальника - Романова! Сколько он заплатил вам, чтобы признать меня нормальной, даже не смотря на мое душевное нездоровье?
– Простите великодушно...
– спокойно проговорила я, сверяясь с бумагами, лежащими передо мной на столе, - госпожа Куприна, но моего начальника зовут Геннадий Васильевич Градобоев, он единственный и неповторимый. А никакого Романова я, простите, не знаю, а вызвал меня на освидетельствование следователь, ведущий ваше дело, - я снова сверилась с бумагами, - некий Эжен д"Санси.
– Значит, про Романова вы ни сном, ни духом?
– подозрительно поинтересовалась она.
– Вы абсолютно правы, - глядя на нее невинными глазами без зазрения совести соврала я.
– А мы с вами никогда не встречались?
– Все так же подозрительно спросила она, внимательно меня разглядывая.
– Не имели чести, - тут уж и врать не пришлось, я так ее точно не помню, да и она меня тоже.
– Хорошо, - женщина напротив, откинулась на спинку стула и вроде бы успокоилась.
– Спрашивайте!
А потом начала хохотать. Неистово и без наигрыша. Я переждала взрыв веселья, раскрыла психологические тесты, выданные мне Ликой, и дала старт всему тому фарсу, за которым в течение двух часов был вынужден наблюдать Эжен. Впрочем, посмотреть было на что, и я даже немного сожалела, что любуюсь этими картинками я, а не Лика, уж она-то оценила бы все по достоинству. Очевидно, маманя на досуге полистала книги по прикладной психологии, и набралась оттуда невесть чего.
Отвечая на вопросы теста, она вдруг впадала в ступор и замолкала на добрый десяток минут, застывая в одном положении и глядя перед собой стеклянными глазами, словно манекен в дорогом магазине. Я не торопила ее, пусть порезвиться, если ей это так необходимо.