Вершина по имени ты
Шрифт:
– Ты пока погоди сходить, – Бойков осмотрел ее пострадавшие ноги и тихо присвистнул. – Это плохо, но не критично. Сейчас пойдем медленнее, в палатке нужно будет это дело аккуратно проколоть, подсушить и замотать пластырем, а ночью снять, чтобы лучше заживало. Есть запасные носки?
– Есть, но в них жарко.
– Надень. Лучше жарко, чем больно.
Сжав зубы, Марина обмотала ноги пластырем в несколько слоев, надела двое носков и – очень аккуратно – ботинки. Судя по ее грустному лицу, сильно легче не стало, но так хотя бы она могла дойти до крайней дневной точки.
– Что случилось? – тревожно заглянул ей в лицо
– Ничего страшного, – нахмурилась Марина. – Натерла.
– Сильно?
– Нормально, – она отвернулась. Антон подошел к ее раскрытому рюкзаку, молча забрал два пакета еды – с ужином и завтраком – и переложил к себе, хотя и без того рюкзак был полон почти до клапана. Марина запоздало воспротивилась:
– Антон, перестань, у нас раскладка расписана, у меня овсянка, сушеное мясо, специи и…
– Если рюкзак будет меньше давить, то и идти будет полегче, – заметил он и пакеты не отдал. Марина вздохнула, но улыбнулась со смущением и благодарностью. До конца привала все молчали: набирали воду, пили, умывались, надевали запасные флиски. К вечеру ощутимо похолодало, морось усилилась и превратилась в небольшой дождь. Горы, которые только ненадолго показались в начале дня, спрятались за туманом, и идти стало совсем печально: всем уже хотелось добраться до палатки, а с непривычки к высоте еще и побаливала голова.
Глава 4. Новые друзья
До отмеченной на карте стоянки дошли спустя пару часов: устыдившись того, что он – штурман и должен идти впереди, а вместо этого тащится где-то ближе к хвосту, Рома включил второе дыхание и четвертую скорость, так что успевал за ним только Миша. Бойков, наоборот, сбавил темп, чтобы держаться рядом с девочками, но за Мариной молчаливой и незаметной тенью приглядывал Антон, а Аля с Ирой легко шли сами.
К трем часам туман сгустился так, что видимость ухудшилась метров до пятнадцати. Склоны здесь были еще пологими, и руководитель велел держаться к ним поближе: опасность камнепада пока что минимальная, а вот оступиться в тумане и упасть вероятность чуть выше. Условленное место представляло собой широкую и почти плоскую поляну, покрытую низкой и мокрой травой. Прямо перед дорогой торчал, как памятник самому себе, огромный замшелый валун в два человеческих роста, с гор прямо под него бежал ручей, по левую руку в туман уходил редкий сосновый лес, а что было за ним, разглядеть не представлялось возможным. Впрочем, на траву, камни и сосны все достаточно насмотрелись солнечным утром, а сейчас единственный интерес представлял горячий ужин.
Пока Бойков, Антон и Миша вытаскивали палатки, а Марина меняла обувь на лагерную, дежурить вызвалась Аля, а ее негласным напарником стал Рома. Под дождем вода грелась долго. Натянув капюшон почти до подбородка, Аля сидела на корточках, грея руки над котелком, и покачивалась из стороны в сторону.
– Устала? – в голосе Ромы послышались сочувственные нотки. Аля замечала, что он все время словно старается быть к ней поближе: то на тренировке встанет рядом или поможет что-то отработать, то дежурить пойдет с ней вместе, то в палатке протиснется рядом и будет молчать, сопеть в своем спальнике и тихо вздыхать, изредка поглядывая в ее сторону. Девушка догадывалась, но молчала: Рома был ей как друг, товарищ и верный напарник, но только и всего. Ей казалось, что для чувств нужно нечто большее, чем желание одного
– Пока шли, с ног падала, а сейчас вроде и ничего, – улыбнулась Аля. – Ой, кипит!
Легкий суп из сушеных овощей и мяса вызывал сомнения, но готовить больше на первый день было нечего. Вскоре по поляне разнеслись ароматы специй, вареной картошки, курицы и овощей. Голодные туристы окружили котелок, пока ужин еще не сварился. Антон и Ирина готовили себе сами: у группы все было посчитано, а они покупали продукты на себя. Но потом, когда все поужинали и попрятали вещи от дождя по палаткам, Бойков вдруг предложил:
– А пойдемте в большую палатку. Антон, у тебя, кажется, гитара?
Молчаливый парень отвязал инструмент от рюкзака и неуклюже забрался в трешку. Несмотря на то, что на семерых палатка была не рассчитана, все прекрасно разместились кто в основной “квартире”, кто в тамбуре на рюкзаках, а Антон с гитарой сел на чей-то разложенный коврик. Марина оказалась рядом с грифом гитары, а Миша сел рядом с ней, постаравшись оказаться поближе. Поджав губы, та недовольно отодвинулась.
– Ты на мою куртку наступил!
– Да сколько раз она еще испачкается!
– Ой, ребята, киньте в тамбур мои ботинки, промокнут!
– Георгий Петрович, можно к вам? – шепотом спросила Аля, пока все суетились и устраивались поудобнее. Бойков сидел в углу палатки, накинув штормовку на плечи, и молча подвинулся, когда Алька пробралась к нему. В “квартире” оказалось чуть теплее, чем в тамбуре, и все же продрогшая под дождем Аля поджала ноги и обхватила колени руками. Рюкзак у нее остался в маленькой палатке, и без куртки было прохладно.
Покрутив колки и подстроив инструмент, Антон взял первые аккорды.
– С моим Серегой мы шагаем по Петровке,
По самой бровке, по самой бровке…
– Я такую песню не слышала, – прошептала Аля Бойкову.
– Это Визбор, – так же тихо ответил он.
– …То взлет, то посадка, то снег, то дожди,
Сырая палатка, и почты не жди.
Идет молчаливо в распадок рассвет:
Уходишь – счастливо, приходишь – привет!
У Антона голос оказался великолепным: мягкий глуховатый тенор, и всем было все равно, попадает он в ноты или нет – пел он хорошо и уютно, и важнее всего сейчас была судьба летчика Сергея, который упал в тайге, чуть-чуть не дотянув до посадочных огней… А те, кто его искал, сидели в сырой палатке, отрезанные от мира, и не знали, увидят ли когда-то еще своего друга, или он пополнил ряды небесных летчиков. Алька даже губу прикусила – так вдруг светлая грусть тронула сердце, что защипало в уголках глаз.
– Люди идут по свету, им вроде немного надо –
Была бы прочна палатка, да был бы не скучен путь,
Но с дымом сливается песня, ребята отводят взгляды,
И шепчет во сне бродяга кому-то – не позабудь! – начал Антон новую песню в ритме походного вальса. Его пальцы ловко перебирали железные струны, то щипком, то переливами, и негромкий глуховатый голос снова заставлял верить в хорошее, в то, что…