Версия Барни
Шрифт:
Последовали еще какие-то упреки, но я уже не слушал: в поле зрения опять попала осаждаемая поклонниками Мириам, и я с видом лучезарного идиота направился к ней. Пол танцевальной части зала качался и уходил из-под ног, но я кое-как собрал моряцкие ноги в кучку и подплыл прямиком к ней, на ходу делая знаки другим поклонникам, чтоб расходились, причем в руке у меня была зажженная сигара, которой я орудовал не слишком осторожно.
— Нас не представили, — сказал я.
— Мое упущение. Вы ведь жених . Мазл тов! [247]
247
Традиционная еврейская здравица; букв.: добрая планета (иврит).
— Н-да. Возможно.
— Я думаю, вам лучше сесть, — сказала она, направляя меня к ближайшему стулу.
— Вам тоже.
— Разве что на минутку. Уже поздно. Я поняла так, что вы занимаетесь телевидением.
— Артель напрасный труд.
— Ну, зря вы так.
— Это название моей фирмы.
— Вы шутите, — сказала она.
И тут — бог ты мой, ура! — я удостоился легкой улыбки. Ах, эта ямочка на щечке! Эти голубые глаза, за которые и умереть не жалко. Эти нагие плечи.
— Ничего, если я задам вам нескромный вопрос?
— Какой?
— Какого размера обувь вы носите?
— Тридцать девятого. А что?
— Я бываю в Торонто довольно часто. Давайте как-нибудь вместе пообедаем?
— Думаю, это ни к чему.
— А мне бы очень хотелось.
— Что за странная идея, — проговорила она, пытаясь ускользнуть. Но я задержал ее, ухватив за локоть.
— У меня в кармане пиджака два билета на самолет, который завтра летит в Париж. Полетели вместе!
— А мы успеем попрощаться с новобрачной?
— Вы самая красивая женщина из всех, кого я видел в жизни.
— За нами наблюдает ваш тесть.
— Во вторник мы сможем позавтракать в «Брассери лип». Я возьму напрокат машину, и мы поедем в Шартрез. Вы были когда-нибудь в Мадриде?
— Нет.
— На узких улочках, разбегающихся от Пласа Майор, мы ели бы вкуснющие tapas. И cochinillo asado в «Каса Ботин».
— Знаете что? Я — так и быть — сделаю вам одолжение: притворюсь, что этого разговора не было.
— Переезжайте ко мне. Будем жить вместе и любить друг друга. Пожалуйста, а, Мириам?
— Если я не уйду сейчас же, я опоздаю на поезд.
— Я разведусь с ней, как только вернемся. Сделаю все, что хотите. Только скажите «да». Мы даже брать с собой ничего не станем. Все, что понадобится, купим на месте.
— Извините, — сказала она и ускользнула, оставив в моих ушах шелковистый шорох.
Посрамленный, я переместился к столу, за которым царил мой отец в окружении зачарованных молодых пар.
— А, вы про тот, что на Онтарио-стрит, — говорил он. — Мы были как раз напротив, в Четвертом отделе. Облавы в публичных домах — дело святое, а как же. Тут ведь в чем закавыка: тебя бросили на мораль, а ты молодой парень, ну и естественно — офицер внизу остается, а мы наверх, где спальни, всё тихой сапой, чтобы не спугнуть, вы ж понимаете! Ну, тут такое шоу начинается!..
Мириам была все еще в зале, но уже в пальто; она о чем-то поговорила с Букой и что-то ему передала. Затем Бука подошел к нашему столу (отец в это время уже начал следующую историю) и сунул мне сложенную бумажку, которую я развернул на коленях и под прикрытием скатерти прочел:
Окончательный счет: Монреаль — 5, Торонто — 3. Поздравляю. [Команда Торонто в третьем периоде забила дважды. На тринадцатой минуте Маховлич (подготовил Гаррис и Эйман) и на семнадцатой Олмстед в силовой игре с подачи Эймана. — Прим. Майкла Панофски.]
— Бука, — сказал я. — Я влюблен. Впервые в жизни я по- настоящему, всерьез, непоправимо влюблен.
Конечно же я не знал, что в этот момент вплотную за моей спиной стояла Вторая Мадам Панофски, которая тут же кинулась мне на шею.
— Так ведь и я тоже, дорогой мой, и я тоже, — умилилась она.
Я чувствовал себя кругом виноватым, на душе было тягостно, что скрывать. Но все равно я через пару минут выскользнул из зала отеля «Ритц» и вскочил в первую машину из очереди такси, ожидавших у подъезда.
6
— Виндзорский вокзал, — сказал я шоферу. — И побыстрее.
У меня в запасе было всего несколько минут, но — черт! черт! черт! — движение остановила толпа ликующих хоккейных болельщиков. Машины непрестанно сигналили и еле ползли. Дудели дудки. Посреди проезжей части скакали пьяные, выделывали замысловатые коленца и орали: «Мы первые! Мы первые!»
С сердцем, бьющимся чуть не в горле, я все же ухитрился в последний миг схватить купейный билет на ночной поезд до Торонто. Мириам я нашел в третьем вагоне, она сидела, углубившись в «Прощай, Колумбус», первую книгу Филипа Рота, и тут я, глупо ухмыляясь, плюхнулся на сиденье рядом с ней, как раз когда поезд дернулся и пошел.
— Привет, — сказал я.
— Глазам своим не верю, — сказала она и захлопнула книгу.
— Я тоже, и тем не менее.
— Если вы не сойдете с поезда, когда мы остановимся в Монреаль-Весте, то сойду я.
— Я люблю вас.
— Не смешите меня. Вы меня даже не знаете. Слышите? В Монреаль-Весте! Или вы, или я. Давайте, решайте быстро.
— Если сойдете вы, то и я сойду.
— Как вы могли вытворить такое в день своей свадьбы?
— Вот — вытворил.
— Вы просто напились до безобразия. Сейчас я позову проводника.
Я показал свой билет.
— Барни, пожалуйста, не мучьте меня больше. Сойдите с поезда в Монреаль-Весте.
— А если сойду, вы согласитесь пообедать со мной в Торонто?