Вертикальный мир. часть первая Интуиция
Шрифт:
– Вирт, эти уроды, - начал он, даже не заметив присутствия дамы.
– Эти сухопутные крысы забыли установить прокладки в трубы вспомогательного котла. Добрый день, Тириста. Обязательно отметь в вахтенном журнале, нам нужны рабочие руки и время.
– Привет, отмечу, - даже не удивившись напору, ответил Вирт. История, древняя как мир. Корабль готовится в рейс, механики матерят береговых специалистов, те обижаются на несправедливые нападки, штурмана мечтают оказаться в спокойном штормовом небе и только капитан бдит и держит руку на пульсе.
– Ты сильно занят?
– Не очень. Дал транды "исполнительным" и могу попить кофе, пока не вылезет очередная гадость.
– Отлично. Тогда расскажи Тиристе о машинах и механизмах. Мичман хочет проникнуться морской романтикой.
– О, мичман! Поздравляю с новым
– Звание я получила еще в контрразведке. А вот на корабле впервые. У вас тут...весело. Расскажите, пожалуйста, как здесь все крутится?
– Видите ли, милая леди, я сам толком не знаю, - затравленно оглянулся по сторонам механик.
– Это самая страшная тайна слуг пара. Мы просто ходим вокруг этих медных чудовищ и важно надуваем губы. А оно крутится само!
– Знаете, в какой-то момент я чуть было не поверила. Аж волосы на голове зашевелились, - рассмеялась Тириста.
– Обещаю как-нибудь рассказать вам байки охотников на драконов. В отместку.
– Вы, наверно, думаете, что сказки про драконов более загадочны? А на корабле любая деталь сделана человеческими руками, и все известно и понятно? На самом деле каждый паровой котел живет своей скрытой от нас жизнью. Мы даже не знаем толком, почему горит воздух в присутствии железа, а это не самая странная загадка.
– Я думала, что этому учат в школе, быстрое окисление железа в атмосфере приводит к возгоранию воздуха. Пока все железо не превратится в ржавчину, оно служит катализатором.
– А вы знаете, что существуют достоверные свидетельства того, что на Земле воздух никогда не горел? И железо использовалось на исконной планете так же, как мы используем медь и алюминий. А пушки стреляли не с помощью пара, а сухого порошка под названием "порох".
– Но если не железо, то, что они использовали в качестве топлива?
– На Земле существовали сложные и во многом непонятные для нас механизмы. На Титанусе во многом проще. Сунул в котел железную решетку катализатора, обеспечил приток воздуха и воды... ладно, не буду забивать вашу хорошенькую голову скучными техническими деталями. Лучше пойдем, покажу вам паровую машину бортового орудия, мы сейчас как раз распотрошили восьмой ствол, пытаемся разобраться, почему давление в нем на треть меньше, чем в остальных.
Громада орудия главного калибра поразила даже Вирта. Отвык от вида настоящей грозы небес, имея дело со слабенькими стомиллиметровыми пукалками галеона. Паровая пушка левого борта грозно торчала из каземата и была способна пробить броню линкора с расстояния пары километров. Дальнобойность орудий тоже поражала воображение. Легкобронированный крейсер разведки рисковал получить в борт семьдесят килограммов горящего железа на расстоянии пяти километров. Вирт заинтересовался было необычной маркировкой снарядов лежащих на стеллажах, но его опередила Тириста:
– Эти жуткие железяки, почему они разного цвета?
– Видите ли, уважаемая леди. Штурмана Адмиралтейства весьма разборчивые джентльмены. То они хотят пробить бронзовую броню толщиной с дверь сейфа в главном хранилище секции, то вдруг начинают палить по легкому алюминиевому эсминцу. Для этого мы используем разные снаряды. На этой полке лежат железные болванки, способные устроить пожар, пробив броню линкора, а этот снаряд состоит из отдельных прутков, разлетающихся во все стороны при слабом ударе и создающими целый очаг возгорания.
– А вот это что-то новенькое, - указал Вирт на дальнюю полку.
– На галеоне таких не было.
– И не будет. Новейшая разработка, только для калибров двести миллиметров и более. Для массового уничтожения живой силы противника и слабо бронированных животных. По сути, каждый такой снаряд представляет собой паровую машину, обложенную со всех сторон железом. Механизм снаряда активируется перед выстрелом и взрывается после попадания во вражеский корабль. Разброс осколков просто чудовищный. Но снаряд страшно дорогой и за каждый придется отчитываться, так что, Вирт, очень прошу, не злоупотребляй.
***
Тириста с азартом лезла вслед за Виртом во все очкуры крейсера. Обойдя бастион, бронированную бронзовыми листами центральную часть крейсера, они посетили орудийные башни, носовые отсеки, укрытые от вражеского огня только тонкими алюминиевыми листами и заглянули даже в канатный ящик, где лежала толстенная цепь якорного каната. Где-то в середине
– Вирт, а ты уверен, что они не припрячут пару бутылок для себя?
– Спросила Тириста, когда они возвращались в бастион.
– Обязательно припрячут.
– Но ведь это нарушение дисциплины!
– Чтобы дисциплина соблюдалась, она должна нарушаться. Если перекрыть все клапана, паровой котел взорвется, как те новомодные снаряды, которые показывал нам Мекрос. Если эти матросики умные, они припрячут "спасенные" бутылки куда-нибудь подальше и устроят себе праздник, когда будут уверены, что им никто не помешает. Подобное нарушение можно рассматривать как элемент психологической разгрузки. Если они глуповаты, они напьются сегодня вечером, и будут пойманы офицерами или боцманом, потому что во время аврала, связанного с выходом в рейс, спрятаться невозможно. В этом случае мы будем знать, что в экипаже есть слабое звено.
– Как-то сложно. Ты уверен в этой конструкции?
– Так преподавали в Академии, а сам я еще не выработал каких-то своих правил. Просто не хватает опыта.
– Не хватает опыта... а сколько ты уже служишь?
– Два года.
– Значит тебе только двадцать три, - протянула Тириста задумчиво, и Вирту вдруг мучительно захотелось немедленно постареть лет на десять.
Глава шестая. Курс в небо.
Перед торжественным подъемом флага состоялось офицерское собрание. По счастью, на корабле была объявлена форма одежды номер три, и не надо было гладить белоснежный летний мундир. Вирт, как и большинство представителей своей дисциплины, без восторга относился к аксельбантам, эполетам и обязательному ношению значков и наград. Опытные командиры, зная эту особенность данной дисциплины, ставили интуитов внутрь строя на парадах и смотрах. Вирт впервые увидел многих своих сослуживцев и вдруг неожиданно для себя ощутил, что замечает какую-то неправильность в движениях и жестах некоторых офицеров. Логического объяснения этому он не находил, но Вирта двадцать лет учили обращать внимание в первую очередь не на логику, а на интуицию. Надо будет поговорить с Мекросом, носатый неплохо разбирается в людях. Удивленный своим наблюдением, штурман пропустил начало торжественной речи какого-то чина из эскадры адмирала Дрейцера и обратил на него внимание только когда он начал перечислять ТТХ нового крейсера. А они впечатляли. Скорость 35 узлов, удрать от "Небесного Карателя" мог далеко не всякий эсминец, а среди крейсеров его превосходили по скорости только легкобронированные "Призраки" с семерки и "Лунный ветер" с пятой секции. Но "Ветер" был построен как тяжелый истребитель крейсеров и считался самой большой головной болью для любого корабля. Скорость подъема "Небесного Карателя" была весьма посредственной, крейсер был не в состоянии подниматься за счет цистерн плавучести. Слишком много тяжелой бронзы в необычно крупном бастионе. Корабль двигался вверх только за счет работы могучих паровых машин. Зато скорость спуска радовала, десять узлов в штатном режиме. При атаке корпусом, разумеется, можно разогнаться в разы больше, но при этом существует риск уйти в затяжном пике в объятья глубины. Вооружение ставило "Каратель" в ряды ударных тяжелых крейсеров, а мощная вспомогательная артиллерия позволяла отбиваться сразу от пары эскадрилий противника. Полезная информация сменилась обязательными лозунгами и призывами. Штурман привычно отключил слух, размышляя над странным выбором корабля для исследования глубины, который сделал Департамент. В Глубинной разведке использовались в основном спасательные суда с огромным запасом плавучести, способные подняться из Глубины даже в случае перевеса и повреждений. Боевые корабли, провалившиеся ниже Горы, считались боевыми потерями. Они никогда не поднимались обратно к свету.