Весь этот джакч.Дилогия
Шрифт:
Ясно понимал я, что случилась непоправимая беда. Что доктор Мор Моорс совершил великое преступление. И ничего не будет по-прежнему…
Мотор «магистра» негромко закряхтел, и я поехал.
Оказалось, возле дома меня ждали.
Страшная растрёпанная баба с красными глазами и в каком-то немыслимом тряпье кинулась ко мне.
– Будь ты проклят, Чак Яррик! Это всё из-за тебя! Мой мальчик всё рассказал по-честному, а его всё равно отправили на каторгу! Будь ты навеки проклят со своими Отцами! Они у
Что я мог ей сказать? Что нож её «сыночки» оставил во мне девять дырок? Она бы всё равно не поняла…
И окончательно добил меня Мойстарик.
– Не в добрый час ты вернулся, сыночек, – сказал он. – Нам военные не велели говорить, но, кажется, готовится вторжение из Пандеи. Они с раннего утра пробуют взорвать пробку в тоннеле. Хоть мы её соорудили на совесть, но пандейцы ведь упорные. Может, придётся созывать народное ополчение… А тоннель вовсе обрушить… Наши проходчики с этим справятся лучше всяких сапёров!
По-моему, пандейцы полные идиоты, если собираются вторгаться через дырку в камне. Их там даже безногий инвалид с дробовиком остановит. Разве что придумали какое-нибудь чудо-оружие вроде скорчера…
– Джакч ваше ополчение, – сказал я. – Джакч ваше вторжение. Поеду я, папа, в санаторий. У меня там куча дел…
– А вот это правильно, – сказал Мойстарик. – Нечего у погранцов под ногами путаться. И вообще единственный сын призыву не подлежит…
Самый длинный день-1
…Ехал я тихо-тихо, словно водитель похоронного фургона.
Да это и были похороны. В глубокую яму полетели все мои мечты и надежды. Прощайте, самодвижущиеся дороги и парящие в небе люди. Прощайте, гигантские ракеты в чёрной искрящейся бездне. Прощай, Саракш-2, где нет ни солдат, ни полицейских, ни оборванцев, ни убийц, где высокие белые дворцы и огромные белые корабли – для всех. Где не пытают, не предают, не мстят…
Кстати, что мы сделаем с доктором Мором?
Ладно, я лично обязан ему жизнью. Но Князь не обязан и Рыба не обязана. Рыба наверняка уже что-то придумала или даже сделала. К тому же – когда старая колдунья умирает, она молодой всю свою чёрную силу передаёт…
Но я не стану жалеть чокнутого профессора. Мне есть кого жалеть.
Газеты пишут, что врачи-убийцы в Островной Империи оперируют пленников без наркоза. В чисто научных целях. Чем доктор Моорс лучше их?
Хотя он джакнутый на всю голову. А джакнутый себе не хозяин.
Творец, хочешь, я в тебя поверю? Буду ходить за компанию с десятком старух в Соляной собор, выучу положенные молитвы, стану соблюдать все правила веры… А ты за это сделай меня джакнутым, как большинство добрых людей.
Чтобы я жил спокойно и ни в чём не сомневался. Полюбил всем сердцем не только Отцов, но и Боевую
Провалилась бы эта медаль третьей степени! Побежал дурак за блестящей цацкой, а тем временем…
Неужели я что-то мог изменить? Доктор нам о своих экспериментах не докладывал. Если уж Рыба не врубилась, что её наставник творит, с меня-то какой спрос?
Какой-то был. Не знаю, как, не знаю, почему – но был я за этот джакч в ответе, вот и всё.
…Вся честная компания собралась в развалинах беседки за щелястым столом: доктор Мор, Князь, Паук и… кто-то четвёртый, широкоплечий, в очень знакомом комбинезоне…
А зачем тогда Рыба мне врала про Поля? Разыграть решила?
Я мигом оказался на месте, хотя щиколотка ещё побаливала.
Никто на меня даже глаз не поднял. Они сидели и выпивали – хорошо, основательно, с размахом. С утра пораньше. На столе стояла огромная стеклянная бутыль с фермерской продукцией и разнообразная закуска.
Потеснил я Князя на лавочке и уселся напротив человека в удивительном комбинезоне.
Только это был не Поль. Это был дядя Ори. Я сразу его узнал, несмотря на то, что безобразные рубцы на лице исчезли и даже седины в волосах вроде бы убавилось…
Он тоже меня узнал.
– Чаки, – сказал он. – Какой ты стал большой – настоящий мужик уже! Как незаметно годы-то пролетели, словно во сне…
И опустил голову на руки.
Тогда понял я, что Ори Яррик больше никакой не сумасшедший, а просто хорошо поддатый солекоп…
Неужели доктор Мор и его вылечил?
Сам доктор уставился на меня и ткнул указательным пальцем.
– Вот ты, – сказал он, – тоже меня осуждаешь. Все вы меня осуждаете. Взрослые и… невзрослые. Пойми, что наука – очень жестокое дело. Страшно жестокое. И именно дело! Предприятие… Ничего личного! И ничего лишнего… Когда мы извлекаем из пятнистого моллюска драгоценный алый шарик, то выбрасываем и мясо, и раковину! Вот так и здесь! Мясо меня не интересует! Пусть безмозглая плоть тихонько формирует шарики и не чирикает на несуществующем языке! Я спасаю миллионы! Я спасаю нацию, понимаешь ты это? Не смотри на меня так, мальчишка! Кто ты такой, чтобы осуждать гения? Лучше выпей и тоже не чирикай…
Говорить с ним сейчас было бессмысленно. Паук откинулся на спинку лавки и пребывал где-то у себя, на Голубой Змее. От дяди Ори тоже ничего толкового не ожидается…
Я толкнул Князя локтем:
– Давай отойдём. Поговорить надо.
Князь покорно поднялся. Я тоже поднялся и потащил его за рукав.
В холле санатория усадил я Динуата Лобату на диван, чтобы отрезвить парой оплеух.
Но это не понадобилось: Князь оказался совершенно трезвым. Только глаза у него были пустые…