Весь этот джакч.Дилогия
Шрифт:
Да что же это всё-таки с нами со всеми было?..
Глава восьмая
– Ты как? – спросил вдруг Костыль. Встречный ветер трепал волосы и вроде бы бодрил.
– Бывало получше, – честно сказал Лимон.
– Голова?
– И голова тоже. Не болит, а так… будто глиной набита.
Костыль согласно кивнул.
– Я тут подумал… ночью. «Собирателей брызг» ты же видел?
– Если честно, то нет. Книжку только читал.
– Старую или новую?
– А они что, разные?
– Ага. Старая ещё при Империи была написана, там принц Прау в главных героях, ну и вообще – они там искали оружие против Синего союза. Ты хоть помнишь, что такое Синий союз? Или хотя бы Кидон?
– Союз – это Кидон с какими-то другими мелкими странами… Помню только, что первая большая война против них была. И какой-то Жёлтый ещё был союз… но про тех вообще ничего не знаю. У меня где-то учебник старый был, лет двадцать назад выпущен, только я его так положил, что давно найти не могу. Там про Кидон было несколько слов. Теперь – вообще пусто. С кем воевали? – а, так, с какими-то врагами, память о них стёрлась…
Костыль потёр нос.
– Дед мой, пока ещё жив был, всё говорил, как выпьет: да ты знаешь, мол, от чего вас тогда спасли? Пусть самой страшной ценой, говорил, но вы хоть нормальными людьми остались… Но что было бы – не говорил. Только, мол – радуйтесь и живите, а о том вам лучше и не знать ничего… Ах, да, так вот я о чём: в той старой книжке многое отличается от того, что есть в новой. Сейчас… плохо я рассказываю…
– Нормально рассказываешь. Ты ж не Маркиз. Это он – как по писаному.
– В общем, там было так: экспедиция попала в заколдованную долину. Пока они были в ней, то у них всё просто… ну, весёлые были, бодрые, сильные, как быки… В общем, благодаря этому и выбрались. И тут же свалились. И вот тут у них такое началось… в общем, кто-то встать не может, кто-то плачет, не останавливается, а один совсем ушёл и со скалы спрыгнул. Понимаешь?
– Но у нас же… мы же не в экспедиции. И Область отклонений далеко отсюда.
– Это понятно, понятно… Просто… вот Крепость там была, а стала здесь. Может, и Область так же? Ведь этот твой лось…
– Знаешь, Кий, мне сегодня что-то похожее мерещилось ночью. То ли спал, то ли не спал. Будто Бал-Акрад, физик бывший, мне заново всё объясняет, а я тупой-тупой… И вот он про эти другие миры, которые наш Мир окружают, как-то по-новому рассказывал – только я то ли не понял, то ли не запомнил. У тебя так бывает? Когда во сне что-то очень нужное понимаешь, а проснулся – и уже всё, драные тряпки вместо понимания…
Костыль помолчал.
– Такого, чтобы во сне, вроде бы не было, – но я, кажется, въезжаю. У меня так наяву случается. Вот, думаешь, сейчас-сейчас-сейчас что-то выдашь – ну, совершенно гениальное, – а потом бац – и всё рассыпалось, а то ещё хуже – вдруг доходит, какая это ерунда была на самом-то деле… А ты Бал-Акрада откуда знаешь, он ведь в старших классах преподавал?
– А он вёл кружок оптики, я в него ходил. А потом его оттуда уволили, и я перестал ходить. Второй препод, этот, как его…
– Зануда.
– Зануда, да. В общем, не зря его так прозвали… Держись!
– Вижу…
Порох, неподрассчитав, въехал в выбоину на дороге, грузовичок подбросило, потом повело юзом. Но Порох выровнял руль, притормозил, потом остановился; мотор заглох. Обернулся. Одновременно с ним обернулась Илли. Как деревянные горские куколки-игуши. Лица у обоих были остановившиеся и бледные.
– Вы видели? – спросил Порох одними губами.
– Что?
– Там, в канаве…
– Нет. А что там?
Порох привстал, вытянул шею и стал всматриваться.
– Давай подъедем, – сказал Лимон. – Продёрни назад.
Порох вдруг быстро-быстро замотал головой.
– Нет, – сказал он. – Показалось. Это просто – показалось.
Он снова завёл мотор и рывком тронулся с места.
– Илли, – спросил Лимон, – что это было?
– Я не поняла, – сказала она.
– Но что-то было?
– Наверное, свинья. Свинью сбило машиной.
– Откуда тут свиньи?
– Диких – полно, – сказал Порох. – Да, похоже на свинью. Зря я…
Днём спускаться по серпантину оказалось куда страшнее, чем карабкаться по нему же вверх ночью. Лимон как-то привык считать, что высоты не особенно и боится – во всяком случае, страх этот был совершенно подконтрольный, и вообще не страх даже, а разумные опасения… однако сейчас его пробрало. И на каком-то бессчётном повороте даже вырвало – хорошо, что успел среагировать и встал на коленки у бокового борта. Голодный желудок ничего из себя не исторг, только пену и горечь, он отплевался, а потом Костыль дал ему флягу с водой. Лимон умылся, прополоскал рот, выпил два глотка – горечь не исчезала. Надо, надо что-то принять… он стал вспоминать советы из «Спутника разведчика», но почему-то всё сливалось. Проглотить несколько остывших древесных угольков, запить проточной водой…
Но ничего этого не потребовалось – просто кончился серпантин.
– Всё, – сказал Порох, – полчаса – и мы на месте.
– Хочешь сесть? – спросила Илли.
– Да я в кузове и лечь могу, – сказал Лимон.
– Давай всё-таки поменяемся…
– Просто лезь сюда. Отсюда лучше видно, – предложил Костыль.
– Я за Джедо беспокоюсь.
– С ним точно ничего не случится. Его сделали из ста солёных жил и семи солёных кож…
– Ну, мальчики, вы и мёртвую уговорите… – и Илли, легко подтянувшись на дуге безопасности, перемахнула в кузов. Два десятка её воздушных одежд разлетелись облаком и снова собрались, но уже в другой последовательности. – В вашем распоряжении, командир…
– Рад, – сказал Лимон. – Только, Илли… ты чего так веселишься? Тебе страшно?
– Да…
– Тогда давай помолчим.
Лимон давно не чувствовал себя до такой степени непонятно. Да что значит – давно? Никогда прежде. Было дело – его избили в хлам, и тогда, конечно, был страх, была злость – и было ясное понимание, что вот возьмись сейчас откуда-нибудь граната – сорвал бы с предохранителя и поднял над головой, чтоб всех, а если и его – то и пусть, не жалко. Было другое дело – он едва не утонул, вынырнул в последнюю секунду. Было ещё и третье дело – валялся с воспалением лёгких, все думали, что он без сознания, а он слышал, как док Акратеон говорит отцу, что если парень доживёт до утреннего подъёма флага, то, может быть, и выживет; и Лимон сжал зубы и решил, что до подъёма он точно доживёт, не может он не дотянуть до подъёма, до этого момента, когда с души будто чистой водой смывает все огорчения и обиды и уходят дурные сны… Потом это долго снилось Лимону, и он не знал, что это сон, до того момента, как открывал глаза. Но тогда он – минуту за минутой – заставлял себя жить, заставлял дышать, даже сердце заставлял биться… И ведь дотянул до подъёма, почувствовал его, услышал далёкую песню – и уснул спокойно, спал больше суток, проснулся здоровым, только очень слабым и очень голодным…