Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Не сяду, мальчик. Можешь на меня положиться. И он вышел, мягко закрыв за собой дверь.
Пауль сел туда, где только что сидел его наставник, и поправил свои бумаги.
«Еще только один день здесь, — подумал он, обводя взглядом зал. — Уезжаем. Мы уезжаем». Мысль об отъезде вдруг встала перед ним так реально, как никогда раньше.
Он вспомнил еще одну вещь, которую сказала старуха: мир — это сумма многих вещей: людей, почвы, растений и животных, лун, приливов, солнц; и эта неизвестная сумма называлась природой — неопределенная, лишенная чувства «теперь», чувства настоящего момента совокупность. А что такое — «теперь»? — спросил он себя.
Дверь напротив Пауля с шумом распахнулась, и в комнату ввалился уродливый, глыбоподобный человек с целой охапкой оружия в руках.
— А, Гурни Халлек! Ты что, новый учитель фехтования? — спросил Пауль.
Халлек пинком захлопнул дверь.
— Ты бы, конечно, предпочел, чтобы я пришел с тобой в игры играть, ясное дело, — сказал он, окидывая зал взглядом и убеждаясь, что люди Хавата уже осмотрели его и убедились, что тут нет ничего представляющего опасность для наследника герцога: всюду остались едва заметные кодовые знаки «проверено».
Пауль смотрел, как уродливый человек прокатился к тренировочному столу со своей грудой оружия, увидел на плече Гурни девятиструнный балисет с мультиплектром, вставленным между струн у головки грифа.
Халлек сбросил оружие на стол и разложил его по порядку — рапиры, стилеты, кинжалы, станнеры с низкой начальной скоростью выстрела, поясные щиты. Шрам от чернильной лозы, пересекавший подбородок Халлека, знакомо искривился, когда, обернувшись, тот улыбнулся мальчику.
— Итак, чертенок, у тебя не нашлось для меня даже «доброго утра»! — воскликнул он. — Кстати, а каким шилом ты Хавата ткнул? Он промчался мимо меня так, словно спешил на похороны любимого врага!
Пауль ухмыльнулся. Из всех людей своего отца он больше всех любил Гурни Халлека, ему нравились его выходки, причуды и остроты, и он считал воина-трубадура скорее другом, чем слугой-наемником.
Халлек сдернул с плеча балисет и принялся настраивать его.
— Не хочешь говорить со мной — и не надо, — заявил он.
Пауль встал, пересек зал и, подходя к Халлеку, указал на его инструмент:
— Что, Гурни, решил вместо боевых искусств побренчать немного?
— Это, кажется, теперь называется уважением к старшим, — скорбно отозвался тот. Потом взял для пробы аккорд на своем инструменте и удовлетворенно кивнул.
— А где Дункан Айдахо? — спросил Пауль. — Он разве больше не будет учить меня боевым искусствам?
— Дункан повел вторую волну наших переселенцев на Арракис, — объяснил Халлек. — Так что все, что у тебя осталось, — это бедняга Гурни, никудышный вояка и портач в музыке… — Он снова ударил по струнам, прислушался к звуку и улыбнулся. — Короче, на совете решили: раз уж тебе не дается искусство боя, лучше поучить тебя музыке. Чтобы ты не потратил свою жизнь совсем уж напрасно.
— Тогда, может, споешь мне балладу? — предложил Пауль. — Я хочу иметь хороший образец того, как этого не надо делать.
— Ах-ха-ха! — рассмеялся Гурни и тут же затянул «Девочек Галактики», с такой быстротой перебирая струны мультиплектром, что за ним было трудно уследить:
Ах, девочки Галактики Дадут за жемчуга тебе, А арракинку за воду возьмешь! Но если хочешь жаркую, Как пламя, страстно-яркую, То лучше каладанки не найдешь!— Не так уж плохо для такого жалкого бренчалы, — сказал Пауль, — но если бы мать услышала, что за похабщину ты тут, в замке, распеваешь, она бы велела прибить твои уши на внешней стене в качестве украшения.
Гурни дернул себя за левое ухо.
— Украшение из них вышло бы тоже довольно убогое — они слишком повреждены подслушиванием у замочной скважины за довольно-таки странными песенками, которые частенько наигрывает на своем балисете один мой знакомый мальчик.
— Забыл, значит, как приятно спать в постели, хорошенько посыпанной песком, — сказал Пауль, сдергивая со стола щит-пояс и защелкивая его на талии. — Тогда сразимся!
Глаза Халлека широко раскрылись в притворном удивлении:
— Так, стало быть, вот чья преступная рука это учинила? Ну ладно же! Защищайся, юный корифей, защищайся как следует!
Он схватил рапиру и рассек ею воздух:
— Месть моя будет страшна!
Пауль выбрал парную рапиру, согнул ее в руках и встал в позицию, вынеся одну ногу вперед. Он придал своим движениям комическую напыщенность, утрируя манеры доктора Юйэ.
— Какого болвана отец прислал мне для занятий фехтованием, — нараспев произнес Пауль. — Недотепа Гурни Халлек позабыл первую заповедь боя с силовыми щитами. — Пауль щелкнул кнопкой на поясе и ощутил легкое покалывание на коже и характерное изменение внешних звуков, приглушенных силовым полем. — «В бою с использованием силовых щитов надо быть быстрым в обороне, но медленным в нападении, — продекламировал Пауль. — Атака имеет единственную цель — заставить противника сделать неверное движение, заставить открыться. Щит отвращает быстрый удар клинка, но пропустит неспешный взмах кинжала!» — Пауль перехватил рапиру, сделал быстрый выпад и мгновенно вернул клинок для способного пройти сквозь бездумную завесу силового щита замедленного удара.
Халлек спокойно проследил за его приемом и увернулся в последний момент, пропустив притупленный клинок мимо своей груди.
— Со скоростью удара все в порядке, — отметил он. — Но ты полностью открылся для удара слиптипом снизу.
Пауль с досадой отступил.
— Мне бы надо высечь тебя за такую небрежность, — продолжал Халлек. Он поднял со стола обнаженный кинжал. — Вот эта штука в руках врага уже убила бы тебя! Ты способный ученик, лучше некуда, но я тебе говорил, и не раз, что, даже забавляясь, ты не должен никого пропускать сквозь защиту, ибо небрежность здесь может стоить жизни.
— Просто я сегодня не в настроении, — буркнул Пауль.
— Не в настроении?! — Даже сквозь силовое поле щитов голос Халлека выдал его возмущение. — А при чем тут твое настроение? Сражаются тогда, когда это необходимо, невзирая на настроение! Настроение — это для животных сойдет, или в любви, или в игре на балисете. Но не в сражении!
— Извини, Гурни. Я не прав.
— Что-то я не вижу должного раскаяния!
Халлек активировал свой щит, полуприсел с выставленным в левой руке кинжалом и рапирой в правой. Рапиру он держал чуть приподнятой вверх.