Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Ну, Джессика, что ты можешь сказать в свое оправдание? — спросила Преподобная Мать.
Солнце клонилось к горизонту. Прошло уже несколько часов после испытания Пауля. Женщины остались вдвоем в утренней приемной Джессики, а Пауль ожидал в соседней комнате — звуконепроницаемом Зале Медитаций.
Джессика стояла лицом к выходившим на юг окнам, смотрела на приглушенные вечерние краски реки и Луга, но не замечала их. Она слышала вопрос Преподобной Матери — и не слышала его.
Джессика вспомнила другое испытание — так много лет назад. Худая девочка с бронзовыми волосами и телом, терзаемым взрослением, пришла тогда к Преподобной Матери Гайе-Елене Мохийам, Старшему Проктору школы Бене Гессерит на Валлахе IX. Джессика взглянула на свою правую руку, согнула пальцы, вспоминая боль, страх и гнев…
— Бедный Пауль, — прошептала она.
— Я задала тебе вопрос, Джессика! — Голос старухи звучал требовательно-раздраженно.
— Что?.. О… — Джессика оторвалась от своих воспоминаний и вернулась к Преподобной Матери, сидевшей в простенке меж двух западных окон. — О чем ты спрашиваешь?
— О чем я тебя спрашиваю?! О чем я спрашиваю! — раздраженно передразнила старуха.
— Да, я родила сына. Так что же? — вспыхнула Джессика и тут только поняла, что старуха нарочно хочет вызвать ее гнев.
— Разве не приказали тебе рожать герцогу Атрейдесу дочерей — и только дочерей?
— Но для него так важно было иметь сына. — Джессика опять пыталась оправдаться.
— И ты в своей гордыне решила, будто можешь произвести на свет Квисатц Хадераха!
Джессика вскинула голову.
— Я чувствовала, что это возможно!
— Ты думала только о том, что твой герцог хочет сына! — резко возразила старуха. — А его желания здесь ни при чем! Дочь герцога Атрейдеса можно было бы выдать за наследника барона Харконнена и тем завершить нашу работу. А ты все безнадежно запутала! Теперь мы можем потерять обе генетические линии.
— Вы все тоже не так уж непогрешимы и можете ошибаться, — сказала Джессика и смело встретила жесткий взгляд Преподобной Матери.
Через несколько мгновений та проворчала:
— А… Что сделано, то сделано.
— Я поклялась никогда не сожалеть о своем решении, — твердо сказала Джессика.
— Ах, как это благородно! — глумливо проскрипела Преподобная. — Она не сожалеет! Что ж, посмотрим, что ты запоешь, когда будешь убегать и скрываться, когда за твою голову назначат награду и всякий готов будет убить и тебя, и твоего сына!
Джессика побледнела.
— Неужели другого пути нет?
— И об этом спрашивает сестра Бене Гессерит?
— Я спрашиваю лишь о том, что ты видишь в будущем — ведь твои способности больше моих.
— В будущем я вижу то же, что видела в прошлом. Тебе известно, что, зачем и почему мы делаем. Род людской знает, что смертен, и боится вырождения. Поэтому инстинктивное стремление смешивать — безо всякого плана — свои гены у человечества в крови. Империя, КООАМ, все Великие Дома — все они лишь щепки в потоке.
— КООАМ, — пробормотала Джессика. — Полагаю, они уже переделили доходы и трофеи с Арракиса…
— КООАМ! Что такое КООАМ? Флюгер! — ответила старуха. — Император и его приспешники сейчас контролируют пятьдесят девять целых и шестьдесят пять сотых процента голосов в Директорате КООАМ. Разумеется, они видят, какое задумано прибыльное дельце, а когда и другие увидят это, у Императора прибавится голосов. Вот как делается история, девочка.
— Лекции о механизмах истории мне только и не хватало, — горько усмехнулась Джессика.
— Напрасно шутишь! Ты не хуже меня понимаешь, какие силы вовлечены в события. Наша цивилизация покоится на трех китах, трех силах: императорская семья противостоит Объединенным Великим Домам Ландсраада, а между ними стоит Гильдия с ее проклятой монополией на межзвездные перевозки. В политике, в отличие от механики, треножник — самая неустойчивая конструкция. Она достаточно плоха даже сама по себе, без феодально-торговой структуры, отвергающей почти всю науку…
Джессика с тоской произнесла:
— Щепки в потоке! Вот одна из них — герцог Лето, и вот другая — его сын, и вот…
— Ах, замолчи, девочка! Ты вступила в игру, прекрасно зная, по какой опасной дороге придется идти.
— «Я — Бене Гессерит. Я живу лишь для служения», — процитировала Джессика.
— Именно, — сказала старуха. — И все, на что мы теперь можем надеяться, — это попытка избежать большой войны… и спасти, что удастся, из выпестованных нами ключевых генетических линий.
Джессика опустила веки, чувствуя, как в глазах закипают слезы. Она справилась с внутренней и внешней дрожью, успокоила дыхание, пульс, заставила ладони не потеть. Наконец, проговорила:
— Я заплачу за свою ошибку.
— Но вместе с тобой заплатит твой сын.
— Я буду защищать его всеми силами.
— Защищать! — воскликнула старуха. — Ты сама знаешь опасность защиты: если ты станешь защищать его слишком усердно, он не вырастет достаточно сильным. У него не хватит сил для исполнения своего предназначения — каким бы оно ни было.
Джессика отвернулась, посмотрела в сгущающиеся за окном сумерки.
— Эта планета — Арракис — в самом деле так ужасна?
— Там достаточно скверно, но нельзя сказать, что уж совсем безнадежно. Миссионария Протектива неплохо на ней поработала и смягчила нравы ее обитателей… в какой-то степени. — Преподобная Мать тяжело поднялась, расправила складку облачения. — Позови сюда мальчика. Я скоро должна уходить.
— Должна? Уже?
Голос старой женщины стал мягче:
— Джессика, девочка… как бы я хотела поменяться с тобой и принять все твои испытания на себя! Но у каждой из нас — свой путь.
— Я знаю.
— Ты дорога мне, как любая из моих дочерей… но долг есть долг.
— Я понимаю… долг. Необходимость…
— Мы обе знаем, что и почему ты сделала. Но я хочу тебе сказать — я желаю тебе добра, Джессика! — что у твоего сына мало шансов стать Тем, кого ждет Бене Гессерит. Не обольщай себя чрезмерной надеждой…