Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— Тот, кого я знаю и уважаю, — сказал Свенгаард. Он даже не потрудился добавить имя оптимена.
— А сейчас скажи, сердишься ли ты, — приказала Калапина, и в ее голосе снова зазвучала музыкальность.
— Я зол.
— Скажи почему.
— Почему я здесь? — спросил Свенгаард, — Что это за допрос? Я что-то сделал не так? Мне высказывается недоверие?
Нурс наклонился вперед, руки положил на колени, — Ты смеешь задавать нам вопросы?
Свенгаард пристально посмотрел на оптимена. Несмотря на тон вопроса, квадратное с массивными скулами его лицо казалось разубеждающим, успокаивающим, — Я сделаю все, что могу, чтобы помочь вам, — сказал Свенгаард, — Все. Но как я могу помочь или ответить вам, если я не знаю, чего вы хотите?
Калапина начала говорить, но остановилась, когда Нурс поднял руку.
— Наше самое большое желание то, которое мы сказали тебе, — сказал Нурс, — Но, конечно, ты знаешь, что между нами не может быть настоящего разговора. Как можешь ты понять то, что понимаем мы? Может деревянная чаша содержать серную кислоту? Доверяй нам. Мы хотим того, что лучше для тебя.
Ощущение теплоты и благодарности пронизало все существо Свенгаарда. Конечно, он доверял им. Они были генетической вершиной человечества. Он напомнил себе: «Они власть, которая любит нас, и которая заботится о нас».
Свенгаард вздохнул:
— Что вы хотите от меня?
— Ты ответил на все наши вопросы, — сказал Нурс, — Даже на несказанные.
— А сейчас ты забудешь все, что произошло здесь между нами, — сказала Калапина, — Ты не повторишь наш разговор никому.
Свенгаард откашлялся:
— Никому… Калапина?
— Никому.
— Макс Олгуд просил, чтобы я доложил ему… — Максу следует отказать, — сказала она, — Никакого страха, Свенгаард. Мы защитим тебя.
— Как прикажете, — сказал Свенгаард, — Калапина.
— Мы вовсе не хотим, чтобы ты думал, что мы неблагодарны за твою верность и службу, — сказал Нурс, — Мы заботимся о твоем добром имени, и пусть ни холодность, ни отчуждение не появляются в твоих глазах. Знай, что наша забота о лучшей доле для всех людей.
— Да, Нурс, — сказал Свенгаард.
Это была благодарная речь, тон ее беспокоил Свенгаарда, но она помогла прояснить его разум. Он начал понимать направление их любопытства, ощущать их подозрения. Сейчас эти подозрения стали его подозрениями. Неужели Поттер предал его доверие? Дело с нечаянно уничтоженной лентой не было вовсе случайным. Очень хорошо — преступники заплатят.
— Сейчас ты можешь идти, — сказал Нурс.
— С нашим благословением, — сказала Калапина.
Свенгаард поклонился. Он отметил, что Шруилл не говорил и не двигался во время всей беседы. Свенгаард удивлялся, почему сам по себе этот факт должен быть вдруг таким страшным. Колени его дрожали, когда он повернулся и покинул зал в сопровождении помощников, которые раскачивали кадила с обеих сторон.
Туеры следили, пока позади Свенгаарда не опустился барьер.
— Еще один, который не знает, чего достиг Поттер, — сказала Калапина.
— Вы уверены, что Макс не знает? — спросил Шруилл.
— Я уверена, — сказала она.
— Тогда нам следовало бы сказать ему.
— А если бы мы сказали, то как бы мы узнали? — спросила она.
— Это Свенгаард, он один из надежных, — сказал Нурс.
— Говорят, что мы ходим по острию ножа, — сказал Шруилл, — Когда идешь по острию ножа, следует тщательно следить за тем, как ставишь ногу.
— Что за отвратительная мысль, — сказала Калапина. Она повернулась к Нурсу, — Мой дражайший, ты все еще занимаешься на досуге да Винчи?
— Его почерк, — сказал Нурс, — Самая точная дисциплина. Я бы не достиг такого и через сорок или пятьдесят лет. Во всяком случае, скоро.
— При условии, что точно будешь рассчитывать каждый свой шаг, — сказал Шруилл.
Наконец, Нурс сказал:
— Иногда, Шруилл, твой цинизм переходит все границы дозволенного, — Он повернулся, изучая все приборы, сенсоры, глазки и дисплеи, расположенные напротив Калапины на внутренней стороне шара, — Сегодня все довольно тихо. Мы можем оставить контроль Шруиллу, Кал, и сходить поплавать и принять сеанс фармакологии.
— Тонус тела, тонус тела, — пожаловался Шруилл, — Вы когда-нибудь думали о том, чтобы проплыть бассейн двадцать пять раз, вместо двадцати?
— С недавних пор ты говоришь удивительные вещи, — сказала Калапина, — Ты хочешь, чтобы Нурс нарушил ферментный баланс? Все мои попытки понять тебя потерпели крах.
— Неудачные попытки, — сказал Шруилл.
— Мы чем-нибудь можем помочь тебе? — спросила она.
— Мой цикл погрузил меня в странную монотонность, — сказал Шруилл, — Есть ли какое-либо средство против нее?
Нурс посмотрел на Шруилла через призматический рефлектор. В последнее время его голос с нотками нытья стал все более раздражающим. Нурс начинал сожалеть о том, что общество требований к вкусам и физическим кондициям объединила их в одну группу с ним. Вероятно, когда закончится срок Туеров… — Монотонность, — сказала Калапина. Она пожала плечами.
— В хорошей рассчитанной монотонности есть определенный триумф, — сказал Нурс, — Я думаю, это сказал Вольтер.
— Это прозвучало, как чистейшей воды изречение Нурса, — сказал Шруилл.
— Иногда я считаю полезным, — сказала Калапина, — призывать благословенную заботу о народе.
— Даже среди нас? — спросил Шруилл.
— Только подумайте о судьбе несчастной компьютерной сестры, — сказала она, — Естественно, абстрактно. Вы чувствуете печаль и жалость?
— Жалость — никчемная эмоция, — сказал Шруилл, — Печаль родственна цинизму. Когда сила вольется в вас, подумайте обо мне здесь.
Нурс и Калапина встали, вызвали лучи переноса.
— Желаю эффективности, — сказал Нурс, — Мы должны стремиться к большей эффективности в наших любимцах. Надо, чтобы все протекало более гладко.