Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— И, разумеется, найдутся люди, могущие это подтвердить?
— Ну хотя бы моя квартирная хозяйка. Я получил телеграмму моей тети шестого. Седьмого я выехал, вчера был в Симферополе, сегодня — девятое.
— Разумеется, — согласился с улыбкой следователь. — Чтобы быть в Ялте в ночь убийства, вам пришлось бы воспользоваться аэропланом. Но я и не числю вас среди подозреваемых. Не числю, но обязан спросить. А что хотели спросить вы?
— Первое: как себя чувствует Глаша?
— Глафира Станиславовна находится в тяжелом состоянии, — сказал Вревский. — Но мы рассчитываем, что она придет в себя и нам поможет.
— Могу я ее навестить?
— Вряд ли доктор разрешит разговаривать с полутрупом.
Андрей даже поморщился. Следователь вызывал в нем антипатию. Такой молодой, лет тридцать, а уже два просвета в петлицах.
— Меня пригласили вести это дело, — сказал Вревский, как бы отвечая на невысказанный вопрос Андрея, — потому что я случился здесь по совсем другому делу. Однако, узнав о случившемся, великий князь, Александр Михайлович, который был знаком с вашим отчимом, лично попросил найти для дела опытного специалиста. Ему пошли навстречу. — Вревский наклонил голову и превратился в желтого низколобого ежика.
Он принялся пить кофе, отставив толстый крепкий мизинец, и этот жеманный жест усилил неприязнь Андрея к следователю.
— Вижу, вы покончили с завтраком? — сказал Вревский, поднимаясь и не сомневаясь, что Андрей последует его примеру. — На улице прохладно. Может быть, вам следует одеться?
— Нет, спасибо, — сказал Андрей.
— Тогда продолжим наш разговор на набережной, — сказал Вревский, — по дороге в дом господина Берестова.
Он пропустил Андрея в стеклянную дверь.
— Я вообще не сторонник формальных методов расследования, — сказал следователь, щурясь от холодного осеннего солнца и натягивая фуражку чуть набекрень, отмерив пальцем середину козырька. — Доверительная беседа на свежем воздухе может дать более чем долгий и изнурительный допрос.
— Мне кажется, — сказал Андрей, — что вы разговариваете со мной как с подозреваемым. Но я же не имел ни физической, ни психической возможности совершить преступление.
— Что касается физической возможности, это мы проверим, а вот касательно интересов иного плана — тут все сложнее. Вы ведь наследник господина Берестова?
— Я и не знал.
— Знали, голубчик, знали. Кому как не вам наследовать его имущество?
— Есть Глафира.
— Ах оставьте, — усмехнулся Вревский. — При чем здесь Глафира?!
Одноглазый чистильщик пиратского вида сидел под балконом у ванн Роффе, рядом с ним на невысокой табуретке — молодой человек в пиджаке и кепи. «Не он ли, — подумал Андрей, — преследовал меня ночью? Сказать об этом следователю? Ни в коем случае».
Чистильщик узнал Андрея, подмигнул ему и крикнул:
— Чистить-блистить, добро пожаловать!
Молодой человек встал и медленно пошел по набережной так, чтоб Андрей не видел его лица.
— Существует заверенное нотариусом завещание, — сказал Вревский, — на ваше имя. Оно составлено несколько странно, я с ним ознакомился, однако вы пока что прочесть его не можете, так как официально ваш отчим числится без вести пропавшим, а не усопшим.
— Значит, и вы не имели права читать завещание.
— Совершено преступление, господин Берестов. Я представляю собой правосудие, и я сам решаю, какие шаги надо предпринять, чтобы оно восторжествовало.
— Есть закон, и он выше любого следователя.
— Ах, голубчик, сейчас идет великая война и не время рассуждать о мелочах.
Откуда он научился этому «голубчику»? Наверное, был офицером, да потом выгнали. Андрей знал, что несправедлив, так как Вревский наверняка закончил университет.
— Наследник в следственной практике — наиболее очевидный подозреваемый, — рассуждал между тем Вревский. Со стороны они, наверное, казались приятелями, гуляющими после завтрака. — Вы ведь живете в Москве, нуждаетесь в средствах и не чаяли дождаться, пока старый отчим добровольно скончается. А он у вас крепкий.
— Прекратите! — сказал Андрей. — Я уйду. Я не намерен выслушивать ваши инсинуации.
— Тогда мы будем беседовать с вами в другом месте. — И тут же Вревский переменил тон на фамильярный. — Андрей, голубчик, — сказал он, — я не склонен подозревать вас более других. Но у меня сволочная служба — прежде чем отыскать виновного, я должен оскорбить подозрением многих невинных. Давайте надеяться, что я обидел вас — не более. Но в рамках исполнения своего долга. Для меня ведь была небезынтересной ваша реакция. Виновные ведут себя по-одному, невинные — иначе.
— А я?
— Черт вас знает. — И Вревский рассмеялся.
Они свернули наверх, стали подниматься в гору. С каждым шагом все более хотелось повернуть и уйти. Потому что Андрею претило войти в дом в сопровождении безжалостного человека, который будет следить за каждым его движением, за каждым словом.
— Поймите меня правильно, — сказал Вревский. — Даже если я не буду вас подозревать, дело не станет менее загадочным. Есть версия простого грабежа, которая никак не сообразуется с исчезновением Сергея Серафимовича, есть версия политическая, которую я не исключаю. С ней не сообразуется грабеж. Скажите, кто, кроме вас, знал о тайнике в полу?
— О каком тайнике?
— Все. Попался, голубчик. Даю сто против одного, что вы о нем знали. По глазам вижу — вы плохо лжете.
— Я знал об этом тайнике, — сказал Андрей. — Но, честно говоря, забыл.
— О таком не забывают. Теперь расскажите, что там было.
— Не знаю.
— Чепуха. Господин Берестов наверняка вам все показал.
Они вышли на улицу, что вела к дому отчима.
Сверху бежала Лидочка. Без шляпы, широкая юбка голубого платья развевается как флаг. Она бежала, расставив руки, будто хотела с разбега обнять Андрея.
— Андрюша! — закричала она, не обращая внимания на следователя. — Я тебя целый час жду.
Она добежала до него, схватилась за рукава, потянула к себе, так и замерла, разглядывая его радостно. Потом поцеловала в щеку.
— Ой, как хорошо, что ты приехал, какой это ужас, я даже не спала.
И все это она сказала одной фразой.
Вревский сделал шаг в сторону, беззастенчиво разглядывая Лидочку. Она почувствовала его присутствие и, не отпуская руки Андрея, немного отстранилась.