Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Лидочка хотела поднять голову, чтобы увидеть и поблагодарить своего спасителя, но новый пароксизм рвоты настиг ее и заставил, стыдясь, отползать от него на коленях.
— Я принесу воды, — сказал тот голос, и Лидочка была благодарна тому, что он отошел. Она достала из сумки носовой платок.
Когда пан Теодор — а это был он — Лидочка узнала его, когда он спешил от церкви, неся глиняный горшок с водой, — вернулся, Лидочка уже была похожа на человека и даже могла смотреть на Теодора без стыда и ужаса.
Лидочка прополоскала рот и напилась родниковой ледяной воды. Потом намочила платок и вытерла себе лицо и шею. И стало хорошо — только очень хотелось спать.
По невысказанной договоренности они отошли от кладбища и сели на каменную скамью у церкви.
— Спасибо, — сказала Лидочка. — А что с Ахметом?
— Я не знаю. Этот мир — не мой мир, — ответил пан Теодор.
День был такой сверкающий, солнечный, что Лидочка впервые смогла заглянуть в глубину глазниц Теодора и увидеть, что глаза у него синие-синие.
— Нет сомнения, что Ахмет будет в тюрьме. Как я понимаю, у властей достаточно оснований к его аресту, — сказал Теодор.
— Его надо спасти! Он же из-за меня здесь оказался.
— Его нельзя спасти, — сказал Теодор. — И вместо этого вам лучше всего отсюда уйти. И как можно скорее. Из-за вас я второй раз прерываю свое путешествие и сам немалым рискую.
— Как рискуете?
— Как любой путешественник — рискую застрять в этом варианте.
Теодор сорвал веточку и отгонял назойливых мух. Почему-то в этом месте они вились вокруг людей.
Лидочка посмотрела на кладбище — крутой склон порос кустами и молодыми деревцами.
Она подняла руку. Пальцы дрожали.
— Я до сих пор перепугана, — сказала она. — Так гадко все получилось. И то, что меня вырвало…
— Пожалуй, вам повезло, — серьезно ответил Теодор.
— Ой, я бы умерла!
С Теодором можно было разговаривать откровенно — он был как близкий родственник. Она не ощущала этого ночью в гостинице, но сейчас чувство было очевидным.
— Я испытывала какую-то гордость от того, что берегу себя для Андрея, для своего мужчины… А теперь Андрея нет. Но я это берегу. Значит, для кого-то другого?
— Глупышка, — сказал Теодор. Но не осудил ее и не посмеялся. Просто он знал нечто, выходящее за пределы Лидочкиного знания.
Подул ветерок, хороший, свежий ветерок. Мухи куда-то отлетели.
— Очевидно, — сказал Теодор, потягиваясь, словно засиделся. Во рту у него была травинка, и он ее неспешно жевал, от чего порой его речь становилась невнятной. — Очевидно, когда я предупредил вас в гостинице, что вы попали в чужой мир, это было непонятно. Слишком мало было у вас информации. Но сегодня иначе. Или вы все поймете и подчинитесь мне, или останетесь здесь и будете искать свое счастье в одиночестве.
Лидочка не перебивала его — у нее был упадок сил, даже руку поднять нет возможности.
— Вы меня слушаете? Не спите еще?
— Слушаю, Теодор.
Смешное имя. Какое-то собачье. Пудель Теодор.
— Я буду краток. Подробные беседы оставим на будущее. Они обязательно состоятся как путь к овладению тайной, что сделает вас иной, чем все люди. А вы еще иной не стали. Этому надо учиться. Сегодня урок первый. Теоретический — потому что практические занятия вы проходите уже два последних месяца. И пока ничего не поняли.
— А разве это можно понять?
— Кое-что можно.
Лидочка подумала, что совсем не загорала в этом году. Раньше никогда не боялась загара, а в этом году забыла загорать. Она прислонилась спиной к теплому камню церковной стены и закрыла глаза. Голос Теодора звучал, как фонограф — ненастоящий голос. Но она слушала его, не делая усилий.
— Я думаю, что, живя эти два месяца в одиночестве, вы задумывались уже, что значат эти табакерки и кто владеет ими.
Лидочка кивнула.
— Мы не мистические существа из сумеречного мира — мы такие же люди, как вы, Лидочка. Каждый из нас — давно или очень давно — получил при определенных обстоятельствах табакерку и был научен ею пользоваться. Но кто был первым, я не знаю, и те из нас, с кем я знаком, этого тоже не знают.
— А как вы меня отыскали?
— Вас нашел не я.
— А кто?
— Вы не знаете ее.
Лидочка поморщилась — она задавала неумные вопросы. В конце концов — какое ей до того дело?
— В связи с этим, — произнес Теодор, не отрывая глаз и повернув лицо к солнцу, — я мог бы сделать предложение. Не хотите ли вы, моя госпожа, сделать небольшую операцию? Совсем небольшую и не очень болезненную.
Так и не раскрыв глаз, Теодор запустил длинные сильные пальцы в верхний карман своей легкой куртки и вытащил оттуда нечто круглое, блестящее, подобное горошине.
— Зачем это? — спросила Лидочка.
Теодор лениво приоткрыл глаз и протянул горошину Лидочке.
— Назовем это локатором, — сказал он.
Горошина была маленькой, но весьма увесистой, словно сделана из золота.
— Если вы согласитесь поставить локатор, мы всегда будем знать, где вы. И будем знать, живы ли вы.
— А я могу позвать вас на помощь?
— В сущности, вы сделать этого не можете, — сказал Теодор. — Но если нужно будет найти вас — я это сделаю быстро.
— А кто будет меня искать?
— Кому надо, — ответил Теодор, отворачиваясь, чтобы подставить солнцу другую щеку.
— Значит, это поводок? — сказала Лидочка.
— Почему вы называете это поводком? — спросил Теодор. — Ведь локатор нужен только для того, чтобы отыскать вас в ином измерении.
— Я это уже слышала. Но если меня можно отыскать в другом измерении, в третьем измерении, значит, меня можно найти за углом и в моем доме. И может быть, приказать мне — иди, иди сейчас же!
— Чепуха, — сказал Теодор неубедительно. — Кому это нужно?