Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Некоторые строения можно было угадать — ту же кирху. Зато ратуша рассыпалась в горы щебня, и Сталин сказал сердито:
— Раствор пожалели. Раствор надо класть как следует.
— Условия Крайнего Севера, — вмешался Алмазов, и Сталин еще более рассердился:
— Везде есть тяжелые условия, но большевики не ссылаются на трудности. Для этого мы и доверили вам, товарищ Алмазов, ответственный участок работы. А это почему не разрушилось?
Трубка Сталина указывала на сложенный из вековых бревен, привезенный с Пинеги двухэтажный крестьянский дом, — наверное, опустел он, когда раскулачивали хозяина. Дом лишь покосился, но стоял крепко.
— Удивительно, — сказал Ежов. — Совсем близко от центра взрыва, а устоял. Русская работа, Иосиф Виссарионович.
Ежов облизал губы кончиком красного языка — губы были женские, капризные, изогнутые.
— Какая температура была на месте взрыва? — спросил Сталин, обращаясь к Шавло.
— К сожалению, — сказал Шавло, — установить это не удалось.
— Забыли, как всегда, поставить термометры?
— Нет, Иосиф Виссарионович, — обрадовался возможности исправить ошибку Мати Ежов, — термометры расплавились!
— Если расплавились, — сказал Сталин, — значит, надо было поставить другие термометры. Стойкие.
— Разрешите, я вам покажу пример? — Ежов вскочил — готовый бежать, исполнять, четко отстукивать каблуками по кабинету.
Но Ежов никуда не побежал, в дверях показался Вревский с чемоданом. Он понес чемодан к столу, и Сталин чуть отстранился, будто изготовился бежать. И Шавло понял, что у великого человека есть страх перед чемоданами, сумками и прочими возможными вместилищами смерти.
Ежов и Алмазов совместными усилиями поставили чемодан на дальнем конце длинного стола, так что Сталин мог расслабиться. Из верхнего кармана френча Алмазов достал ключик и открыл чемодан. В нем, словно куски домашнего сала, лежали предметы, завернутые в пергамент. Но что за предметы — Шавло не знал, потому что НКВД не информирует гражданских сотрудников о своих намерениях и действиях. Всей шкурой Шавло чувствовал — от чемодана исходит запах грозы.
Ежов вытащил один из свертков и пошел вдоль стола к Сталину, разворачивая его по дороге и улыбаясь, как будто там сейчас окажется слиток золота.
Он прошел за спиной Мати, и тот почувствовал словно ожог — инстинкт самосохранения завопил — беги!
Матя сидел неподвижно, напрягшись и побледнев.
Сталин перевел взгляд с приближающегося Ежова на Матю — он был интуитивен, — что-то его насторожило в физике.
Ежов бухнул перед Сталиным на стол блестящий растекшийся ком — такими иногда бывают золотые самородки.
— Это, Иосиф Виссарионович, — произнес он, — ответ по поводу температуры. Мы вам на память привезли. Убедительней любых слов.
«Они вытащили это из эпицентра, — понимал Матя. — Эта штука и этот чемодан испускают сейчас смертельную радиацию. Я попался между Сциллой и Харибдой…»
Матя спасал себя — и у него не было времени рассуждать.
— Иосиф Виссарионович, — сказал он хрипло. — Простите меня, пожалуйста.
В тот момент он не знал, что скажет дальше, — предупредит ли Сталина об опасности или убежит из кабинета.
И Сталин, не разгадав еще причины столь невежливого поведения ученого, еще более насторожился и готов был уже оттолкнуть от себя блестящий самородок, и Ежов сразу обернулся к Шавло — детские глаза наполнились мгновенной болью и упреком, Алмазов, сидевший рядом, больно наступил на ногу.
И Шавло понял, что выбора нет, потому что он сделал его раньше, еще на испытательном полигоне, когда позволил Ежову отправиться в пекло.
Матя криво улыбнулся. Он был бледен, высокий с залысинами лоб взмок.
— Мне нужно покинуть вас, мне, простите… я, наверное, что-то съел в дороге…
Матя был столь испуган, что и в самом деле боль в животе скрутила его так туго, что он готов был кричать.
И Сталину передалась именно эта боль. И сразу примирила его с неприятным длинным академиком, которого он, правда, еще не сделал академиком…
— Скажите в приемной, — заметил Сталин, кладя маленькую короткопалую руку на блестящую спину радиоактивного самородка. — Вам покажут.
И когда Матя вышел, Сталин добавил:
— В будущем, Николай Иванович, когда будете привозить ко мне несмелых ученых, сначала отводите их в туалет.
Чекисты улыбнулись, понимая шутку и разделяя ее.
— А теперь раскройте мне тайну, что же такое вы мне привезли?
— Это самый обыкновенный кирпич, Иосиф Виссарионович, — сказал Ежов. — Он попал как раз в центр взрыва. Так что вы можете собственными глазами убедиться в том, что температура там была высокая. И товарищ Шавло был прав, когда говорил, что все градусники полопались.
Алмазов тем временем достал из чемодана и передал наркому еще один предмет, который, будучи развернут, оказался большой неровной каплей стали. Затем последовал кусок спекшейся земли.
Сталин внимательно разглядывал каждый из трофеев и откладывал в сторону. Ежов заворачивал их в бумагу, передавал Алмазову, и тот клал их обратно в чемодан.
— Каковы результаты с живыми существами? — спросил Сталин, рассматривая главную, как бы завершающую всю серию фотографию — фотографию великого дымного гриба, поднявшегося до низких облаков.
— В зоне испытаний, — доложил бесстрастно Ежов, — живых существ не обнаружено.
Почувствовав какую-то невнятную заминку в голосе Ежова, Сталин подбодрил его.
— Продолжайте, — сказал он. — Большие дела требуют жертв. Я понимаю ваши чувства.
Он посмотрел на дверь — Шавло пора было бы вернуться. Неужели так прихватило? Или это медвежья болезнь?
— Практически все живые существа, находившиеся в пределах километровой зоны, погибли, многие сгорели без следа. Вот общая картина взрыва. В последовательности.