Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
В тоне заявления звучало издевательство — будто формально отрицая взрыв бомбы, всем своим существом, мелодией, настроением документ как бы допускал, что у Советского Союза есть все — и бомба, и управляемые полярные сияния.
На следующий день Фишер заявился снова и на этот раз принес целый пакет вырезок из американских и английских газет и журналов. Там отношение к событиям на Урале было различным, но некоторые ученые — их высказывания Фишер подчеркнул красным карандашом — утверждали о возможности создания атомной бомбы в Советском Союзе и ее успешном испытании. Например, некий венгерский физик Сциллард утверждал в «Нью-Йорк таймс», что сочетание сейсмических данных с данными наблюдений над полярными сияниями и возмущениями в мировой атмосфере указывает на то, что в России произошел большой силы атомный взрыв — в этом нет никакого сомнения. К этому мнению присоединился и Эйнштейн, но Нильс Бор в интервью газете «Данска бладетт» был осторожен, напоминая, что сочетания природных явлений могут ввести в заблуждение физика, который ждет определенных событий, вызванных к жизни людьми. Интервью и статей было много, но, как понял Андрей, никто ничего наверняка так и не знал.
Кроме вырезок, Фишер принес Андрею приглашение.
От Альбины.
Приглашение было вложено в незапечатанный конверт — длинный, голубой и плотный. Без имени адресата.
Внутри был листок плотной бумаги, подобный сложенной вдвое визитной карточке.
«Жду Вас у себя сегодня в четыре часа. Ваша Альбина».
Андрей протянул листок Фишеру, хотя низенький грузный разведчик отлично был знаком с содержанием послания.
— Что же, — сказал Фишер, — это очень любопытно.
— Почему именно любопытно?
— У меня такое впечатление, что абвер смог предоставить вашей спутнице лучшие условия жизни, чем мы, политическая разведка, — вам, — сказал Фишер. Он вертел в руках конверт, потом даже понюхал его, приблизив к толстым маленьким очкам.
— Вы сделали это открытие сейчас или что-то знали раньше, но не говорили мне?
— Адмирал Канарис не делится с нами своими маленькими секретами, — сказал Фишер.
— А как я туда доберусь? — спросил Андрей, чувствуя, что вопросы заводят его в тупик.
— Это уж не мое дело. Вас пригласили, пускай заботятся.
— А вашей разведке, моим, можно сказать, покровителям, на это наплевать? — поинтересовался Андрей.
— Наша разведка принимает близко к сердцу ваши беды и заботы, товарищ Берестов, — усмехнулся Фишер. — Но порой ей удобнее отойти в сторону и наблюдать за вами… как это говорится, без натуги.
— Спасибо, значит, я не буду оставлен вашими заботами?
— Ни в коем случае!
Вскоре после этого Фишер, так ничего не рассказав, удалился, а Андрей, как всегда скудно и скучно пообедав, переоделся в новый серый дневной костюм. Он полагал, что за ним приедут. Это было в три. Потом он долго стоял у окна, надеясь, что Альбина догадается выпросить для него машину, — он даже не знает, где она живет. А вдруг она надеется на милость Фишера и его компании? А они играют с Андреем, как кошка с мышкой?
…Машина, скромный синий «Опель-Рекорд», остановилась перед воротами особнячка. Из нее вылез мужчина в длинном черном плаще и серой шляпе с прямыми широкими полями, надвинутой слишком низко на уши. Он позвонил, и из особняка вышел ленивый охранник в синем полувоенном костюме. Человек в шляпе показал ему свое удостоверение либо какую-то бумажку, о которой охранник, видимо, знал заранее, потому что он сразу кивнул и вернулся в дом. Человек в шляпе стал медленно прогуливаться по тротуару вдоль решетки особняка. В этом тихом пригородном районе люди редко ходят по улицам — у владельцев особняков, как правило, есть машины, а собаки их гуляют в садиках позади особняков.
Охранник сунул голову в гостиную и сказал по-немецки, что господина Берестова ждут. Андрей с удивлением для самого себя понял, что за три недели общения с немцами незаметно для себя впитал в себя какое-то количество слов и кое-что уже понимает.
Андрей поблагодарил и сразу пошел к двери.
Человек в серой шляпе распахнул перед ним заднюю дверцу машины.
Сам сел спереди, рядом с шофером в фуражке — у немцев, как заметил уже Андрей, была склонность к фуражкам, все носили их, только агенты и тайные люди носили шляпы, что было преувеличением, но близким к истине.
Человек в шляпе ни разу не обернулся и не сказал ни слова, Андрей лишь видел хорошо выбритую шею и часть затылка из-под шляпы. Шофер тоже молчал — все это было похоже на кадры из какого-то иностранного фильма с похищением героя мафией. Зато Андрей имел неспешную возможность смотреть по сторонам. Путь лежал через центр Берлина, деревья уже распустились, хоть листья были невелики, зато нежны цветом, и оттого воздух, наполненный нежарким солнцем, был подчеркнуто чист. Несмотря на дневное время, на улицах у центра было немало прохожих, а в парке, который они проехали, меж еще не оперившихся цветущих кустов были видны няни и мамы с колясками и молодые люди с книгами в руках. Если бы Андрей не знал, что находится сейчас в столице фашистского злобного государства, нацелившегося покорить весь мир, он мог бы с таким же успехом полагать, что судьба забросила его в Копенгаген или какую-нибудь Женеву. Впрочем, эти люди на улицах менее всего намеревались завоевывать мир и, наверное, мечтали, чтобы их оставили в покое гулять с колясками, читать романы или вести бухгалтерские книги.
Андрей помнил по картинкам, хотя жалел сейчас, что так мало интересовался архитектурой, величественное здание германского рейхстага, затем угадал Бранденбургские ворота, кажется, построенные в честь победы над Наполеоном, или это ворота у Белорусского вокзала построены в честь победы?…
Неожиданно машина свернула на боковую улицу, которая была застроена жилыми шести— и семиэтажными домами, и долго ехала по ней, а дома постепенно становились все ниже, а зеленые пространства между ними все шире, потом впереди, между домами, мелькнуло открытое пространство воды, но они не доехали до озера, а повернули на узкую и тихую улицу особняков, как будто, миновав Берлин, вернулись в район, подобный тому, в котором обитал Андрей.
Особняк, возле которого притормозил автомобиль, ожидая, пока откроются ворота, был несколько больше и, главное, отстоял куда дальше от улицы, так что к нему вела не узкая, устланная плитками пешеходная дорожка, а подъездная дорога для автомобилей, и вход не был дверью с медным звонком справа, а подъездом под узким портиком, который поддерживали четыре колонны.
Андрей поднялся по лестнице следом за человеком в серой шляпе, но тот не стал входить в дом, а только подождал, словно опасаясь, что Андрей убежит, пока застекленная дверь в особняк открылась и за ней обнаружился элегантный морской офицер, который на ученическом, почти правильном русском языке пригласил господина Берестова и сообщил, что его ждут.
Альбина сбежала навстречу Андрею по лестнице и сверху уже воскликнула:
— А я у окна стояла, ждала, думала, а вдруг не приедешь!
— Здравствуй, Альбина. — Андрей был искренне рад видеть Альбину, единственную родную душу в этом Берлине.
Она протянула ему руку, он хотел было ее поцеловать, но не решился, потому что не знал, какие здесь порядки, — за ними сейчас наблюдали внимательно несколько человек, как за подопытными кроликами, которых специально запустили в одну клетку, чтобы посмотреть, как они будут себя вести.