Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— А слон? — спросил Сталин.
— Слон погиб, — сказал Алмазов торжественно, будто речь шла о генерале.
Алмазов протянул Сталину последнюю серию фотографий. Не все были удачны, на одной видно, что фотограф припозднился и не успел снять начало взрыва, — над городом уже поднималось темное вулканическое полушарие дыма и огня. Еще одна фотография взрыва получилась неудачной — опустив на секунду аппарат, чтобы посмотреть на площадку, фотограф был ослеплен и хоть попытался сделать снимок, тот получился нечетким и косым. Но Сталин сделал вид, что не обратил внимания на эту неаккуратность. Он понимал, что фотографам было нелегко.
На покрашенной голубой масляной краской стенке туалета был прикреплен фанерный ящичек — из него торчали края листков, нарванных из газет. И на них не хватает пипифакса, вздохнул Матя. Хотя это был туалет для охраны и случайных визитеров — вожди сюда не ходят.
Когда Матя вышел из туалета, лейтенант, который провожал его, сделал шаг в сторону — оказывается, он ждал, почти прислонившись к двери.
«Сейчас он спросит меня, как мое здоровье, предложит лекарство? Как у них положено?» Лейтенант ничего не сказал — он пропустил Матю вперед и шел сзади, шаг в шаг.
«Сколько минут я себе подарил? Наверное, минут пятнадцать, надеюсь, они уже кончили рассматривать вещественные доказательства».
Лейтенант открыл дверь, и Матя остановился в проеме двери. Все обернулись к нему.
Но Шавло смотрел не на людей, он смотрел на излучающие радиацию трофеи Ежова. Керамический самородок все так же лежал перед Сталиным. Рядом — металлическая капля. К ним прибавился ком обожженной земли и изысканно, будто волей искусного кузнеца, изогнутый металлический прут…
Лицо Алмазова было напряжено и враждебно. Ежов, внимание которого лишь на секунду оторвалось от фотографий, поглядел на Матю равнодушно. Но Сталин сразу уловил направление взгляда Шавло — тот смотрел на трофеи, лежавшие перед Сталиным, — и заметил, что физик не захотел возвратиться к своему месту — возле открытого чемодана. Он обошел стол и сел на три стула дальше от Сталина, чем раньше.
— Надеюсь, вас удачно пронесло, товарищ Шавлов? — спросил Сталин, не улыбаясь.
— Спасибо, — смутился не ожидавший грубости Шавло.
— Мы уж устали ждать, — сказал Сталин. И тут же — Алмазову: — Уберите наконец эти осколки!
— Разумеется, — сказал Алмазов, — мы только хотели продемонстрировать.
Он почувствовал недовольство вождя, но не знал, что послужило его причиной.
Вревский, поднявшийся, чтобы помочь Алмазову, который принялся заворачивать образцы в пергаментную бумагу, перехватил взгляд Сталина, обращенный к сверкающей металлической капле размером с небольшое яблоко, и уверенно, хоть и осторожно, словно дрессировщик, протягивающий кусок мяса в клетку непокоренного льва, подвинул каплю к Сталину.
— Возьмите себе на память о большом успехе, — сказал он уверенно, без тени лести или подобострастия.
— Мы еще решим, какой это был успех, — проворчал Сталин, не любивший оставлять последнее слово за другими, даже если был с ними согласен.
Тем не менее он подчинился, может, плененный совершенством линий и блеском этого трофея. Он взял каплю и положил перед собой, придавив ею стопку бумаг.
Ну это еще не так страшно, трусливо убеждал себя Шавло. Всего один слиток, вернее всего, Иосиф Виссарионович передаст его кому-нибудь… Шавло обманывал себя и знал, что обманывает, но сказать сейчас о том, что подарок Вревского излучает смертельные частицы, значило подписать себе смертный приговор. Сталин бы не простил Мате такого запоздалого прозрения. И был бы по-своему прав.
Сталин смотрел на Матю, будто старался прочесть его мысли, казавшиеся ему подозрительными. Но не преуспел в этом либо прочел их неправильно, потому что заговорил вполне миролюбиво.
— Теперь я хотел бы задать нашему новому академику несколько вопросов, — сказал Сталин. — Вы садитесь, товарищ Шавлов, садитесь. И не обижайтесь на старика. Иногда я могу допустить нетактичную шутку, но всегда умею попросить прощения.
Алмазов отнес чемодан к двери, где его подхватил капитан. Матя хвалил себя — какой молодец, мой мальчик, — так мама говорит, — какой молодец, что решился и ушел из этого кабинета. И тут же вспомнил, что этот чертов чемодан летел с ним рядом в самолете — пять часов рядом… «Может, я уже заражен».
— Я умею понимать шутки, товарищ Сталин, — сказал Шавло.
— Вот и молодец. Если бы все академики умели ценить мой юмор, мы бы уже давно построили социалистическое общество, правильно, товарищ Шавлов?
Поправить его или нет? Я же даже не членкор…
— Расскажите мне, товарищ Шавлов, когда будут готовы следующие бомбы?
— Мы ведем сейчас работы над вторым устройством, — ответил Матя. — Я надеюсь, что мы изготовим его к осени.
— Я не ослышался, товарищ академик? — спросил Сталин. — Вы хотите сказать, что намерены полгода бить баклуши, когда наша страна так нуждается в новом оружии?
— Товарищ Сталин, вы, наверное, представляете себе, что работа над атомной бомбой такая же простая, как над обыкновенной?
— Я ничего не представляю. Но зато я отлично знаю, что если оружие уже изобретено и испытано, то его можно поставить на конвейер.
— Но только не атомную бомбу! Изготовление каждой из них — событие экстраординарное.
— Почему?
— Во-первых, у нас не хватит плутония… Во-вторых…
— Ясно. — Сталин поднял руку, обрывая Шавло. — Товарищ академик не хочет спешить. Мы примем это к сведению.
— Я очень хочу.
— Замолчите! — оборвал Шавло Ежов. — Вы только мешаете нам работать. Поверьте мне, товарищ Сталин, я не зря несколько раз посещал испытательный комплекс и внимательно изучил на нем обстановку. Я убежден, что наш академик осторожничает…
Ежов сделал паузу, будто подыскивал уничтожающее слово для Мати. Сталин угадал это и быстро остановил Ежова:
— Товарищ Шавлов боится обмануть наше доверие. Я высоко ценю его осторожность. Но мне бы хотелось соединить ее с энергией и боевитостью наших чекистов, вы меня поняли, товарищ Ежов?