Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— К сожалению, мы находились слишком близко к центру взрыва, — сказал Шавло, стараясь отстраниться от нового переживания тех минут. — Поэтому в кадре не помещается целиком весь взрыв.
— Но на фотографии есть! — почти прокричал Ежов. — Мы вам покажем!
Экран погас.
— Что случилось? — строго спросил Сталин.
— Меняем пленку, — сказал Шавло.
— Надо было больше пленки положить в аппарат, — строго велел Сталин, и никто не стал объяснять, что больше пленки в аппарат не поместится.
Когда экран загорелся вновь, он показал то, что только что было немецким городком.
От него почти ничего не осталось.
Груды кирпича, торчащие из них щупальца арматуры и обломанные зубы нечаянно устоявших углов. Но стены кирхи почему-то почти устояли. Правда, она лишилась колокольни. Ангар полыхал, а из десятка танков остались два — оба перевернуты, как детские игрушки…
Взгляд киноаппарата медленно перетекал от предмета к предмету, и в кабинете Сталина царило молчание, было тихо — даже на маленьком экране, приспособленном на стене над письменным столом, можно было угадать и осознать масштабы смерти, которую несло «взрывное устройство», изготовленное под руководством Полярного института при Наркомате внутренних дел СССР.
Наконец изучение убитого городка прекратилось, экран стал белым, включили свет. Алмазов начал перематывать пленку обратно.
Первым заговорил Сталин.
— Я надеюсь, — произнес он, — что вы, товарищи, знаете, как хранить эту кинопленку. В ваших руках находится один из самых главных секретов двадцатого века.
— Мы отлично понимаем это, Иосиф Виссарионович! — Ежов не мог скрыть торжества. Сталин понял величие их достижений!
— Однако, — видно, Сталин уже пришел в себя, вновь зажег погасшую трубку, — мы, коммунисты, не должны переоценивать свои достижения. Нет ничего опаснее, чем зазнайство. Вы согласны со мной, товарищ Шавлов?
— Разумеется, — сказал Матя. Он ждал совсем иных слов, неизвестно каких, но соответствующих великому моменту его победы.
— Вот именно. Пока что вы провели первое испытание нового оружия, которое показало себя эффективным средством борьбы с вражескими наземными сооружениями. Однако это еще только самый первый шаг. Нам предстоит большая и трудная работа. Скажите, товарищ Шавлов, сколько весит ваше устройство?
— Чуть более двух тонн, — сказал Матя.
— Когда, вы думаете, сможете уменьшить его вес до, скажем, пятисот килограммов?
— Я сомневаюсь, что это вообще сейчас возможно, — сказал Шавло и увидел, как Ежов укоризненно покачивает головой, будто Шавло ведет себя невежливо.
— Вот видите! — сказал Сталин. — Значит, вы не сможете поднять ваше оружие на борт самолета.
— У нас есть самолеты, которые могут поднять две тонны, — сказал Ежов.
— А мы хотели бы, чтобы самолет брал на борт три-четыре бомбы! — вдруг рассердился Сталин. Он поднялся и пошел вдоль стола, продолжая говорить: — Нам нужно воевать, а не в бирюльки играть, товарищ Ежов! Чего вы намерены добиться одной такой бомбой? Две улицы сломать? Не нужна нам такая бомба!
Он указал трубкой Ежову в лицо, и тот зажмурился. Шавло подумал, что этот взрыв негодования не может быть совершенно искренним. Это театр, зрители в котором всерьез принимают угрозу Отелло задушить их голыми руками. И потому он решился.
— Товарищ Сталин, — сказал он. — Эффект применения нашего оружия будет в десять крат большим, если мы сбросим бомбу с самолета. Она у нас находилась слишком близко к земле, и поэтому радиус поражения был невелик.
— Радиус поражения, говорите? — Сталину понравились слова Мати. — Ну хорошо, — продолжал он. — Показывайте, что вы мне еще принесли. Не может быть, чтобы вы ограничились одним этим кинофильмом.
— У нас есть фотографии, Иосиф Виссарионович, — сказал Ежов. — Они сняты на месте взрыва. Желаете поглядеть?
— Ну что ж, посмотрим на ваши фотографии, — сказал Сталин, усаживаясь вновь во главе стола.
Ежов раскрыл свой коричневый, с внешними карманами, скрипящий тугой кожей портфель и вытащил оттуда пакеты с фотографиями. Он улыбался сдержанно и таинственно, словно фея, принесшая Золушке пригласительный билет на бал в Дом Союзов.
Фотографии были большие, глянцевые, и Мате показалось — еще теплые после глянцевателя.
Ежов клал их по очереди перед Сталиным и сам давал пояснения. Можно было лишь подивиться памяти наркома — он сам увидел впервые эти фотографии лишь час с небольшим назад, когда они ждали, как из лаборатории на Лубянке приносили фотографии поштучно, и Шавло объяснял наркому — что же на них изображено. Ежов ставил на обороте карандашом какой-то значок и затем укладывал фотографии в стопку, проводя маленькими ладонями по краям, чтобы стопка была идеально правильной.
Сейчас же он, хорошенький, гладкий, видно, ему суждено на всю жизнь остаться мальчонкой, бросал краткий взгляд на очередную фотографию и давал объяснения высоким юношеским голосом:
— Здесь стояла водокачка. Мы ее сложили из кирпича. Мы покажем вам кирпич, когда принесем вещественные доказательства.
По его знаку Вревский поднялся и пошел к двери. Там должен был стоять капитан госбезопасности с рыжим кожаным чемоданом.
Матя вздрогнул при словах наркома. Вот что приволок сюда Ежов в кожаном чемоданчике! То, что он лазил в самое пекло, — его личное дело. Но он наверняка оттуда притащил какую-нибудь зараженную радиацией дрянь. При чемодане в приемной остался капитан госбезопасности, который не выпускал чемодан от самой шараги. Никому не доверял — как дипкурьер свой портфель с почтой. «Товарищу Нетте — пароходу и человеку…»
Матя всю дорогу инстинктивно старался держаться подальше от чемодана, потому что, когда спросил, что там, Ежов отмахнулся: «Не лезь не в свое дело».
— Товарищ академик нас не слушает, — проник в сознание голос Сталина. — Товарищ академик, наверное, думает о следующих своих открытиях. Это похвально. Но сейчас мы хотели бы выслушать мнение Матвея Ипполитовича о результатах испытаний.
Матя хотел подняться — как в классе, но Сталин остановил его жестом руки с зажатой в ней трубкой. Другой рукой, вялой и вкрадчивой, он разбирал крупные фотографии разрушений, причиненных бомбой, а Ежов, перегнувшись через широкий стол и чуть не оторвав сапожки на высоких каблуках от пола, помогал класть фотографии парами: что было до взрыва и что стало после.