Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Не исключено, что впоследствии смерть государя и его семейства стала следствием этого грабежа, — сказала Анастасия. — Лучше было спрятать концы в воду.
— Так можно свести к грабежу всю революцию, — возразила Татьяна.
— А я готова это сделать!
— Не надо, тетя, — сказала Татьяна. — Все куда сложнее.
— Мне лучше знать.
Татьяна была не во всем согласна с Анастасией Николаевной.
— Ах, милые дамы, — сказал Алеша Гаврилин. — Вы так эмоциональны! Лучше давайте ограничимся судьбой шкатулки. Судьба Российской империи останется за пределами нашего исследования.
Почему-то Анастасия Николаевна замолчала, а Татьяна стала предлагать мужчинам кофе: «Ну еще по чашечке, разве не замечательный кофе? Анастасия Николаевна знает старинные секреты».
Алеша с Андреем покорно выпили еще по чашечке, хотя кофе был таким крепким, что даже привыкшему к напиткам разного рода Андрею больше его пить не хотелось.
Продолжила рассказ Татьяна.
— Как теперь стало известно, — сказала она, — шкатулка с драгоценностями Романовых недолго пролежала в сейфе Свердлова — злого гения революции. Большевики отправили неучтенные и сокрытые ими даже от товарищей по партии сокровища в нейтральную Швецию, где у них были верные люди. Они были убеждены, что, если им придется бежать из России, спасаясь от народного гнева, эти деньги обеспечат им безбедное существование.
— По крайней мере до начала мировой революции в Германии, — добавил Гаврилин.
— И много людей знало об этой тайне?
— Почти никто, — ответила Татьяна. — Помимо Ленина и Свердлова был один человек из руководства партии — Лев Красин. Ему Ленин доверял.
— И всех их скоро прибрал Господь, — сказала Анастасия Николаевна. — Хотя я полагаю, что дьявол. Все они умерли в течение пяти лет.
— И еще были исполнители. Кто-то отвез шкатулку в Стокгольм, — добавил Гаврилин.
— Был некто, — согласилась Татьяна, — потому что именно его отчет, сохранившийся в секретной папке, и послужил ключом к открытию этой тайны.
— Ну и как найти эту шкатулку? — спросил Андрей.
— Ах, не лукавь, Андрюша, — сказал Гаврилин. — Мы думали, что ты более открыт перед нами.
— Почему ты так думал?
— По воспитанию, по классовому чувству.
— По благородству, — тихо сказала Татьяна. — Мы же проверили вас, Андрей Сергеевич. Мы знаем о вас больше, чем вы бы хотели.
— И что же? — Андрею не нравился такой поворот разговора.
— Вы нас разочаровываете, — произнесла Анастасия Николаевна.
— А вы себе противоречите, — сказал Андрей. — Потому что если я, как вы полагаете, благороден и честен, то я не могу распоряжаться чужими, доверенными мне тайнами.
— Даже если их доверили вам большевики?
— Чем же я тогда буду лучше их?
— Тогда нам больше не о чем говорить! — сказала Татьяна.
— Погодите, — поморщился Гаврилин. — Что за дамские разговоры! Андрюша прав. Если он не может сохранить доверенную ему тайну, то как мы можем ему доверять?
— Надо же делать различие между ними и нами! — не сдавалась Анастасия Николаевна.
— Почему?
— Потому что без жизненной позиции человек становится животным.
Андрей хранил молчание, хотя ему и хотелось поспорить с дамами. Он мог бы заявить, что не делает большой разницы между коммунистами и монархистами, но понимал, что находится среди последних, и, если уж он хочет узнать, чем завершится вся эта история, ему желательно не портить отношения ни с одной из сторон, благо он находится как раз между ними.
— Досказываем Андрею или кидаем его сразу за борт? — пошутил Гаврилин, и всем его шутка не понравилась. Андрею — потому, что он почувствовал в ней изрядную долю правды, а дамам — потому, что она показалась им неуместной и разрушающей образ благородных защитников монархии.
— А нечего досказывать, — мрачно произнесла Татьяна. — Кроме того, что доступ к информации получили большевики. Назовем их группой Бегишева.
— Впрочем, я допускаю, что они такие же большевики, как я фараон египетский, — заметил Гаврилин.
— А я настаиваю, что они большевики! — почти крикнула Анастасия Николаевна.
— Больше того, — продолжила Татьяна. — Они знают, а мы не знаем, как эту шкатулку найти и получить.
— И рассчитывают на твою, Андрей, помощь, — сказал Гаврилин.
— А мы тоже рассчитываем на вашу помощь, — сказала Татьяна.
Анастасия подвела итог:
— Они добыли ленинского двойника. Мы хотим знать, зачем он им понадобился.
— Не знаю, — сказал Андрей.
— Я хотела бы верить в вашу искренность, — сказала Анастасия Николаевна.
— Вы пейте кофе, пейте, — предложила Татьяна.
Они просидели у дам еще минут десять, говорили о Стокгольме, конференции и всяких пустяках.
К шкатулке и кладам больше не возвращались.
— Откуда ты их знаешь? — спросил Андрей Алешу, когда они возвратились в каюту.
— Здесь познакомился. За день до тебя, — соврал Гаврилин и тем окончательно убедил Андрея в том, что его связывает с этими монархистками большее, чем просто знакомство.
— И чего они хотят? — спросил Андрей.
— Очевидно, исторической справедливости.
— Как она тебе представляется?
Гаврилин затянулся. Его шкиперская трубка, которую он умудрялся курить лежа, слегка зашипела, как костер, когда его разжигают тонкими щепочками.
— Наверное, они хотят завладеть шкатулкой. Но это только мое предположение.
— А потом?
— В наши дни нетрудно найти применение деньгам, — сказал Гаврилин. — Анастасия Николаевна откроет музей в Санкт-Петербурге, а Татьяна купит серебряный «Мерседес».
— Они здесь сами по себе или представляют кого-то?
— Оказывается, ты мастер устраивать допросы. — Гаврилин пыхнул трубкой. Табак был хорошего качества, запах — отменный.
— Здесь все устраивают мне допросы, — заметил Андрей. — Могу же я на ком-то отыграться?
— И ты выбрал самого беззащитного человека на борту.
— Я не выбирал, ты сам напросился.
— И то правда.
— Так ты не ответил на вопрос.
— Почему ты мне его задаешь? У тебя была возможность спросить у дам.