Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
— Как выйдешь наверх, скажи, что мне уж давно выходить пора. Наверно, несправедливости на свете не осталось, и помирать мне можно. А если осталась, то мне перерыв нужен для свободного обличения.
— Вот сам выберусь, — Гаузе сказал, — тут же и тебе помогу. Только сложность одна…
— Какая же?
— Не сажают у нас теперь за критику. В худшем случае высылают из пределов нашей страны.
— Ну, это еще не страшно, — сказал старик. — Я в другую страну пойду. Может, найду, где режим кровавый.
— В Чили, — подсказал Петр Гаузе. — Там такие люди нужны.
На том и договорились.
Прикрыл за собой Гаузе дверь, пошел дальше по подвалам, все старался путь обратно к древнему правдолюбцу запомнить. Только забыл вскоре. Совсем заблудился, как в лесу, слава богу, привидение Сталина встретилось.
— Я, — говорит Сталин, — тебя поджидаю. Хочу с тобой еще побеседовать. И еще один товарищ с такой же целью тебя ждет.
И пошел Гаузе вслед за привидением Сталина, тот впереди, как слабый источник света.
Глава 14
Старый знакомец — человек в железной маске — ждал их, по камере ходил. Камера не маленькая: кровать с матрацем, электрокамин в углу, стол письменный.
— Здравствуйте, — сказал, — товарищ Гаузе.
Сел Гаузе на стул. Железная Маска и Сталин с двух сторон встали.
— Мы вас пригласили побеседовать, — Сталин сказал. — Дошли до нас слухи, что вы здесь не случайно, а с секретным заданием.
— Закрывать лагерь намереваются, — сказала Железная Маска.
— Я приму все меры, — Гаузе сказал.
— Вот этого делать и не следует, — Сталин сказал. — Неразумно. Мы еще пригодимся, слово вам даю.
— Простите, — сказал Гаузе, — с кем честь имею? А то мне вашего лица не видно.
— Берия он, — сказал Сталин. — Лаврентий Павлович. Вы с ним по возрасту не встречались, а жаль. Душевный человек, мой сатрап. Убийца.
— Так вот вы какой! — сказал Гаузе. — Скрываетесь?
— Приходится, — сказал Берия. — Иногда глаз чешется, страшное дело. А не почешешь. А вы, значит, Гаузе. Как же, как же, вашего папеньку мы в тридцать втором из партии вычистили за сокрытие белогвардейского прошлого его мамаши. А вашу тетушку Ирину мы в тридцать седьмом расстреляли за связь со своим мужем, осужденным по пятьдесят восьмой. Я правильно вашу биографию излагаю?
Гаузе только отмахнулся. Чего сейчас старое ворошить. Главнее прекратить все.
— У вас, — сказал он, — никакой надежды. Я все равно вас разоблачу. Лучше сдавайтесь. Ну чего вы ждете?
— Ждем, — сказал Берия. — Ждем и надеемся. Вот, видишь?
Из-под кровати белый телефон вытащил.
Трубку снял. Дал Гаузе послушать.
А там гудок длинный, потом женский механический голос говорит:
— Ждите ответа… Ждите ответа… Ждите ответа…
— Вот и ждем, — сказал призрак Сталина.
— Не дождетесь, — сказал Гаузе. — Ваш телефон с вокзальной справочной соединен.
Засмеялись бывшие вожди. Потом Сталин сказал:
— А ты отсюда живым не выйдешь, потому что от таких, как ты, бесстрашных нам большое беспокойство.
Сказал так, и набросились они на Гаузе.
Ну, с призраком несложно справиться. У него хватка слабая. Берия посложнее противник, только от возраста и долгого сидения силу потерял. Но все-таки двое на одного.
Возились они, возились посреди камеры, а тут в дверь полковник Бессонов заглянул.
— Кончайте, — сказал, — товарищи. Пошли, Гаузе, за мной. Нагулялся. Ох, дела, дела…
И увел Петра Гаузе из рук вождей. А пока провожал до больницы, вслух размышлял:
— Изжили они свое, еще как изжили, новую политику надо вырабатывать. Без них, на твердых, демократических началах единовластия.
Призрак сзади по коридорам плелся, бормотал:
— Отдай его нам. Мы погибнем, ты погибнешь.
— А вот я и не погибну, — огрызнулся Бессонов. — Я вывернусь.
В коридорах пахло гарью, на полу валялись куски штукатурки.
— Как там Левкой с Морозовым? — спросил Гаузе.
— Погиб твой Морозов, вечная ему память, большой писатель и ученый. К сожалению, ничего от него не осталось. И Левкой пострадал…
Глава 15
— Где ты был, Петя? — Полина волновалась. — Тут без тебя столько событий, не представляешь!
— Знаю.
— А Левкой на твоем месте лежит. Раненый.
— А мне куда? В общую палату?
— В общей палате репетиция самодеятельности, — сказала Полина. — Там зэки будут песни петь под руководством капитана Левкоя.
— В карцер?
— От карцера ключей не найдут. И дверь туда завалило.
— На улицу?
— Нет, — сказал полковник Бессонов. — Вам, товарищ проверяющий, придется провести ночь в комнате Полины. Я бы сам пошел, да дела. А ты, Полина, не сопротивляйся. Приказ.
Оставил он Петра вдвоем с Полиной.
— Вот какая история вышла, — сказал Гаузе. — Вы меня не опасайтесь.
— Я тебя и не опасаюсь.
В том же большом доме, под крышей, каморка, живет в ней медсестра Полина. Не то заключенная, не то вольная, не то лагерная блядь, не то сестра милосердия.
Кровать девичья железная в углу. Зеркальце на тумбочке, стул, рукомойник, на стенах фотографии кнопками прикреплены. Окошко с решеткой.
— Здесь, на мансарде, слуги жили, — сказала Полина. — Помойся, если хочешь. Я за тебя беспокоилась. Боялась, что засыпало.
— Жаль, что я доставил вам беспокойство.
— Ты здесь человек нормальный, не считая Чапая. Остальных всех передушили.
Вымылся Гаузе с мылом, вафельным полотенцем вытерся.
Полина косынку сняла, волосы начала расчесывать. Волосы рыжие, темные. Красота у нее кошачья, сказочная, гибкая.