Весь Кир Булычев в одном томе
Шрифт:
Потом, была Нина — врач из Москвы. У нее неудачно выпал отпуск на октябрь, и ей кто-то сказал, что здесь в октябре бархатный сезон.
И я. Я приехал из Африки и очень устал. Я знал, что здесь в это время не должно быть много народа. Я хотел, чтобы было тихо и был свежий, прохладный воздух. Больше, пожалуй, у меня требований к месту не было.
Мы все жили в одноэтажной, сшитой на живую нитку гостинице. Она называлась пансионом. Служащие ее — директор и уборщица Люба — ходили умиротворенные и, казалось, не верили своему счастью. Все лето в гостиницу рвались отдыхающие, номера были переполнены. А теперь большая часть комнат была заперта, а еще через
Не знаю, почему я пишу обо всем этом. Я даже не собираюсь рассказывать больше ни о столовой, ни о гостинице, ни о людях, с которыми встретился здесь. Может, запомнилось все так четко потому, что там было хорошо.
Постоянный ветер и холодное солнце, черные лодки у моря, и запах вина, и случайность, непостоянство нашей жизни здесь, и обеды в неуютной столовой, и паровозы — все вызывало приятное, щемящее чувство ожидания чего-то, может, письма, может, встречи.
Мы сидели с врачом Ниной на самом конце причала, к которому пристают рыбачьи катера, и лениво разговаривали. Нина куталась в синий громоздкий плащ, одолженный инженером. Уже начинало темнеть. Мы ждали, когда инженер вернется с завода. Мы купили билеты в кино, а инженер запаздывал.
— Там, в Африке, море такое же? — спросила Нина.
— Такое же.
— И волны такие же?
— Нет. Волны больше. И нет бычков. И уток.
— Тебе надоело море?
— Там надоело. Вернее, не море, не океан, а воздух. Очень устаешь от воздуха.
— Жарко?
— И мокро. Воздух мокрый. Даже ветер с океана. И вечером. И ночью.
— Ты там долго был?
— Три года.
— Посмотри, что плывет?
Среди мелких бестолковых волн прыгало темное пятнышко.
— Не знаю.
— Наверное, поплавок сорвало.
— У них здесь шары.
— Может, бутылка.
Это была бутылка.
— Ну, расскажи что-нибудь про Африку.
— Нечего рассказывать.
— Надоело?
— Нет, в самом деле нечего рассказывать. Там очень обыкновенно.
— А там есть красивые девушки?
— Негритянки?
— Да.
— Вообще-то есть. Но не совсем то, что ты имеешь в виду.
— И ты там познакомился с ними?
— Да нет, особенно не знакомился.
Это была неправда. Я познакомился с Сузи. Сузи была чертежницей в строительном управлении, в новом секретариате. Я каждый день проходил мимо ее окна. А один раз мы встретились вечером в Стар-отеле. Она была там со знакомым. Но все танцевали «хай лайф», и я тоже танцевал, а когда ты танцуешь «хай лайф», то теряешь через некоторое время партнера и просто идешь по кругу. Поэтому можно сказать, что я танцевал с Сузи. А потом она вышла на веранду, где пили пиво разморенные немецкие туристы. Она стояла у перил, и свет разноцветных лампочек, спрятанных в ветвях мангового дерева, сменялся на ее лице. И она спросила, есть ли у меня машина. Я сказал, что есть. Это была не моя машина, а корреспондента ТАСС, но я ему сказал, что возьму машину, и он сказал, хорошо, потому что не собирался еще уезжать. Я спросил, как же ее знакомый. Сузи сказала, что он и не заметит, что она ушла, и это меня не касается. И мы поехали к океану. Было уже поздно. И не так жарко. Мы шли по щиколотку в теплом песке, и по черному океану бежали белые полосы пены.
— Наверное, все-таки знакомился, — сказала Нина. — Я бы на твоем месте познакомилась.
— Тебе хочется, чтобы я возражал.
— Нет, с тобой нельзя пошутить. Может, пойдем, а то опоздаем. Мы оставили билет
Когда мы спустились с мостков, почти совсем стемнело, но я сразу увидел, что бутылку прибило к берегу.
— На что она тебе? — спросила Нина.
— Так просто.
— Тогда зачем подбирать? Ты что, думаешь, корабль терпит бедствие?
— Может быть.
— Она запечатана?
Нина заглянула мне через плечо.
— Смотри, — удивилась она, — в самом деле запечатана. Может, в ней есть записка?
— Нет, — сказал я, — нет никакой записки.
— Тогда брось ее. Она грязная!
Это была не та бутылка, которую я кинул полтора года назад в Гвинейский залив. Даже в темноте я не мог бы ошибиться. Та бутылка была из-под виски. Мы тогда развели костер на песке и случайно нашли кусок вара. И Сузи сказала, что можно отправить бутылку в путешествие и пусть она расскажет о нас кому-нибудь. Мы вылили в стакан остатки виски и написали записку. А потом заткнули бутылку пробкой и залили варом. Бутылка же, которую я поднял с морского песка, была темной и тяжелой, будто из-под шампанского. Горлышко облито сургучом и обросло зеленой шерстью — бутылка давно плавала по волнам.
— Сколько времени? — спросила Нина, которая потеряла интерес к бутылке.
— Ты иди вперед, — сказал я. — Я тебя догоню.
Нина словно ждала такого предложения. Она неуклюже побежала вверх по сыпучему песку.
В бутылке что-то было, но не разглядишь в сумерках. Следом за Ниной я поднялся к домам и дошел до первого фонаря. Я не знаю, почему я сказал, что там нет записки. Будто заранее знал, что Нине не надо этого знать.
Я поднял бутылку к свету. Ничего не видно. Я поскреб по стеклу обломком раковины, удаляя мох водорослей.
Что-то маленькое, как мышь, шевельнулось в бутылке.
Я не испугался. Я был к этому внутренне готов.
Потом некто, заточенный в бутылку, зажег фонарик и стал им размахивать, торопя меня.
И тогда я увидел, как свет фонарика отражается в его красных глазках.
Даже в маленьком, пугала в нем шустрость, энергия, не утихшая за две тысячи лет, и махонькая пока злоба в глазках.
Да, подумал я, открою я бутылку, освобожу тебя. И стану всесильным. И стану твоим господином и рабом. И кончится этот негромкий и простой мир приморского городка. И я неизбежно превращусь в игрушку в руках сильных мира сего, которые будут бороться за право владеть джинном и губить людей. Либо стану губить их сам. И милую педантичную Нину, и инженера из Львова…
Я знал, что в конце улицы есть глубокий колодец.
Джинн раскачивал бутылку и звонко бился внутри. Он догадался, что я его не освобожу. Мне даже казалось, что его комариный голос проникает сквозь толстое стекло.
За пятьдесят шагов до колодца мне многократно пришлось одолеть соблазн величия. К счастью, я маленький человек, и я более боялся, чем желал этого величия.
Я кинул бутылку в колодец, не заглядывая больше в нее.
Из колодца блеснуло зеленым светом. Громко плеснула вода.
Стало тихо и спокойно.
Нина с инженером ждали меня у кинотеатра. В пустом зале, пока не потушили свет, Нина рассказала инженеру, что мы нашли бутылку, в которой была записка.
— Ну подтверди, подтверди! — требовала она.
— Была записка, — сказал я.
— И где же она? — спросил инженер.
— Я ее съел.
Мы все засмеялись, и тут начался журнал «Новости дня».
Час полночный
Телевизор произнес сердитым голосом: