Весь мир - чулан
Шрифт:
— У меня дверца разбухла и не закрывается! — причитает Канючка, высовываясь в щелку. — Наверное, Осень пришла!
— Да что ты, Канючечка! — утешает ее Кладовкин. — Топ Дорожкин говорит, что она не пришла, а вышла, он сам видел!
— Ой-ёй-ёй! — причитает Канючка. — Беда-то какая! Зачем вы ее выпустили? Теперь мне точно будет страшно, холодно и простудно! Иди, Топ Дорожкин, поймай ее и спрячь за веник!
— Кхе-кхе, — растерянно сказал Топ. Такого поворота событий он никак не ожидал.
— Что ты говоришь, Канючка? Как можно
— Тогда сам сходи! — не унималась капризная Канючка.
— Кхе-кхе, — аж поперхнулся Кладовкин.
— Милая Канючка, — терпеливо стал объяснять Механюк, — никак нельзя отправлять туда Топа и Кладовкина. Слышала, они сказали «кхе-кхе»? Они же простужены! А Осень их совсем заморозит!
— А-а-а! — прямо завыла Канючка не хуже Осени- ведьмы. — Да это же уже эпидемия. Мы все погибнем, и некому нас спасти!
— Есть кому! — бодро ответил Механюк, схватился за гирю и взмыл наверх, на крышу буфета, туда, где стоял его дом — часы с кукушкой.
Дело в том, что первой Осень зачуяла бабушка. Она одна из великанов верила в существование Осени, потому что ей приходилось часто читать своим внукам сказки. Это она кропотливо уставила все полки чулана банками с вареньями и соленьями, чтобы выдержать долгую осаду Осени, а также Зимы, которая тоже ведьма будь здоров и у которой характер тоже крутой, но она пока спит в погребе. А еще бабушка разложила на крыше буфета золотистые круглые луковицы и серебристые чесночины. Видимо, она все еще любила буфет, хоть и пользовалась теперь шкафом из ИКЕА, и она не хотела, чтобы буфет простудился мокрой Осенью или холодной Зимой. Ведь всем известно, что лук лучше всего помогает от простуды, а чеснок — от ведьм.
И вот теперь Механюк жил в самом здоровом климате. И решил здоровьем поделиться. Он походил по крыше буфета, перескакивая с одной луковицы на другую, и выбрал самую золотую и самую здоровую. Положил ее в шапку, туда же опустил самую. серебряную чесночину, надел шапку на голову и для надежности завязал тесемки.
Когда он спустился на столешницу к своим друзьям, они с уважением посмотрели на его раздутую голову. — У, какая у тебя голова большая стала, теперь ты точно придумаешь, как нас спасти! — с надеждой сказал, Кладовкин (Канючка все это время рыдала — видимо, Кладовкин мечтал спастись от нее).
Механюк развязал тесемки и достал луковицу. — У-у-у, — разочарованно протянула жестокая Канючка, — у него вместо головы луковица! Теперь мы точно погибнем этой Осенью!
— Ну по крайней мере, не от эпидемии, — друзья вытирали слезящиеся от чесночного и лукового духа глаза. — У нас в этом
— Это как? — удивились друзья.
— А вот так: у нас будут петь птицы, у нас будет тепло, у нас будет светло и сухо! А это и есть Весна. Давай, Кладовкин!
Кладовкин понятливо кивнул и притащил из своего ящика очки и очередной клочок бумаги из священных прописей папы. На этот раз он разжег масляную лампу правилом «жи-ши». Лампа ярко засияла и сразу же разогрелась.
Канючка захлопала в ладоши.
— А теперь — птицы! Пусть вступают птицы! — капризно потребовала она, кружась вокруг луковицы.
Механюк с готовностью дернул за гирю от своих часов, из часов наверху с готовностью вылетела кукушка, открыла клюв и крикнула:
— К… кхе-ку! Кх-кх-кх.
Канючка перестала кружиться вокруг луковицы, замерла, нахмурилась и строго спросила Механюка:
— Это еще что такое? Разве так поют весенние птицы?!
— Видишь ли, Канючка, э-э-э, эта птица — всесезонная. Она поет на разные голоса.
Кукушка удивленно покосилась на Механюка, опять сказала «кхе-кхе» и оскорбленно удалилась за свои дверцы.
— Пойду проведаю ее, — пробормотал Механюк, нахмурив брови.
— Да! И скажи, что я хочу, чтоб она пела по-весеннему! — напутствовала его Канючка.
Механюк взвился на своей гире к часам. А кукушка даже не выглянула. Это было странно.
— Еще и обиделась, — фыркнула Канючка.
— Плохой знак, — переглянулись Кладовкин и Дорожкин.
Тут на фитиль лампы с шипением упала здоровая капля. Фитиль моментально почернел, огонек испугался, съежился и погас.
— А вот это — точно плохой знак, — пискнула Канючка, губы у нее задрожали.
— Ну какая ты суеверная! Просто капля дождя. Сейчас все поправим! — Кладовкин со всех ног побежал в свой ящик с сокровищами.
Ситуация была такой угрожающей, что он без обычного сожаления оторвал кусок священных прописей (правило «ча-ща»), схватил очки и кинулся на столешницу.
— Сейчас все уладим! — заявил Кладовкин с уверенными интонациями Механюка.
Но как он ни старался, поймать в очки лучик и зажечь бумажку не смог. Не было лучика, где его только не искали! Зато были капли, они стучали теперь вокруг друзей: кап-кап…
Канючка, Кладовкин и Топ Дорожкин прижались друг к другу и стали тихонько и испуганно смотреть вверх.
А там, наверху, Механюк разглядывал часовой механизм и горло своей кукушки. От плача колдуньи Осени пружинки и кукушка покрылись ржавчиной и вместо радостного «тик-так» и «ку-ку» кашляли, сипели и скрипели.
— Потерпите немного, — успокоил их Механюк, — я сейчас.
И кинулся вниз.
— У нас Весна кончилась: лампа погасла, и холодно, — пожаловались ему друзья.