Весь мир - чулан
Шрифт:
А когда дело касалось сокровищ, Кладовкин становился не только сообразительным, но и смелым.
Кладовкин нагнал своих друзей уже на противоположном конце моста. Прищепка с веселым пощелкиванием соскочила на ровную лакированную столешницу. Эта столешница напоминала их родную, буфетную. Но она была местами блестящей, а местами, где лак уже слез, — темной и таинственной. Это была столешница комода, который
Колонны были черные, витые, между ними пролегал пол не пол, платформа не платформа, только состояло это из хитрой чугунной решетки, в которую попыталась провалиться Прищепка. И провалилась бы, если бы в последний момент не уцепилась зубами за краешек резной решетки. Но решетка уже пришла в движение: она покачнулась, с натугой заскрипела, а потом встала наклонной дырявой горкой.
— Ух ты! — удивленно переглянулись друзья.
Топ прыгнул на краешек резной горки, чтобы помочь выбраться своему верному другу Прищепке. Но горка опять зашаталась и опустилась прямо у ног Топа.
— Да это же качели! — радостно завопил Механюк.
— А это — КОЛЕСО ОБОЗРЕНИЯ! — завопил Топ, показывая на колонну справа.
Колесо обозрения до этого они видели всего лишь раз — в священной книге с картинками. В книге про Культуру и Отдых. И тогда друзья думали, что колесо обозрения — это прекрасная выдумка. Как это обычно и бывает в священных книгах. А теперь это колесо было справа от них! И оно вертелось, стоило Топу только переступить ногами и раскачать огромные чугунные качели, в которых застряла Прищепка.
— Где-то я это уже видел, — задумчиво сказал Кладовкин.
— Конечно! — радостно закричал Топ. — В книге про Культуру и Отдых!
Но Кладовкин видел это в какой-то другой книге. Только где именно — он не помнил. Помнил только, что это «что-то» не такое веселое, как думает Топ, а какое-то тревожное.
— Это не колесо обозрения, — только и сказал он с сомнением, затих, задумался и замер на самом краешке чугунных резных качелей.
— Это — не колесо обозрения! — авторитетно подтвердил Механюк. — Это устройство для музыки. Ведь Канючка хотела музыку?
Топ посмотрел на Механюка с сомнением и радостно завопил:
— Колесо! Обозрения!
Кладовкин посмотрел на Механюка с сомнением, но ничего не сказал. Сидел так же понуро и тихо.
Механюк принял сомнение на свой счет. А сомнений в своей учености он не переносил.
— Что? Не верите? — уязвленно спросил он и побежал по мостику обратно, бурча себе под нос: «Я вам докажу, я вам докажу!»
С родной буфетной столешницы Механюк стремглав вознесся на часовой гире на крышу. Туда, где стояли его часы с кукушкой, сушились лук и чеснок и пылилась старая картонка с виниловыми
Топ и Кладовкин, хоть и были обуреваемы сомнениями, все же не могли бросить Механюка надрываться с вертлявой черной штуковиной. Они поймали диск на лаковой столешнице и дотащили до колеса обозрения, кое-как протиснули между чугунными колоннами и приладили к колесу.
— Давай, поднажми! — вдруг опять вспомнил команды Механюк.
Кладовкин и Топ поднажали: качнули черную витую платформу, платформа закрутила колесо, колесо закрутило черный диск и… ничего не произошло!
— А что я говорил?! — торжествующе закричал Топ. — Это точно колесо обозрения!
— Слушайте, дорогие друзья, — сказал вдруг задумчивый Кладовкин, — я сейчас вернусь. Вы на всякий случай вот это возьмите! — И он протянул своим дорогим друзьям свой блестящий клинок.
Механюк повертел клинок в руках, и лицо его просветлело.
— Кладовкин, ты случайно не за священной книгой? — крикнул он вдогонку Трезору.
— А как ты догадался? — испуганно оглянулся Трезор Кладовкин.
— Да когда ты мне эту важную музыкальную штуковину дал! Тащи быстрее!
— Угу! — кивнул Трезор. — Только прошу вас: вы осторожней. Не качайте пока качели, не вертите колесо, не шумите!
— Не волнуйся, не дураки! — хмыкнул Топ. — Не будем шуметь, чтоб Канючка раньше времени сюрприз не увидела!
Кладовкин что есть духу побежал по мостику, влетел в свой родной ящик и начал торопливо копаться в Библиотеке священных книг. Их было целых три, и были они такие огромные, что пока перелистнешь страницу, пробежишь пять шагов. Сердце у Кладовкина так и прыгало в груди. Что-то смутное, нехорошее подсказывало, что его друзьям грозит опасность. Он хотел бы взять веселую книгу про Культуру и Отдых. Или поучительную книгу про «жи-ши», но память подсказывала, что надо почему-то взять самую страшную. Про ВЕЛИКАНОВ и ДРАКОНОВ с ядовитыми зубами.
С самым тревожным лицом, которое у него только было, он вылез на поверхность и торопливо потащил страшную книгу к мостику.
Но тут его сверху окрикнул прекрасный нежный голосок:
— Кладовочкин, я уже соскучилась, пока вы делаете для меня хорошее! А ты даже не смотришь на меня! Неужели я действительно так постарела?!
Конечно, это была прекрасная Канючка. И ни капельки она не постарела. Просто Кладовкин не мог испугать ее своим самым тревожным лицом в такой прекрасный, знаменательный день.
Он несколько мгновений смотрел себе под ноги, ведя непримиримую войну с лицом. И победил. Сел на священную книгу, раскидал по ней полы сюртука, чтобы Канючка не увидела страшной правды, и радостно посмотрел вверх.
Там в хрустальной креманке элегантно свернулась клубочком милая Канючка. А в стеклышке раскладной ракушки не менее элегантно сидела в своей креманке другая Канючка. Они обе съели свои конфеты и теперь были полны желания сделать что-нибудь приятное для других.
— Кладовочкин, — ласковым голоском продолжала настоящая Канючка, — я вспомнила, что на день рождения надо угощать гостей.