Весь Виктор Телегин

Телегин Виктор Зенович

– Слушайте, гниды.

Директор поморщился.

– Один из вас ночью забрался ко мне в каморку и выеб меня в сраку.

Лицеисты захохотали.

– Господа, - строго одернул директор.
– Ведите себя подобающе.

– Вы, суки, думаете, просто дворник, можно драть в очко, а я здесь пораньше этого петуха, - дворник кивнул на директора.

– Сидор, - просительно промолвил Малиновский.

– Заткнись.

Дворник распалялся. Глаза его метали молнии.

Он воистину был страшен.

– Вы думаете, маленький человек, права не имеет, тварь, поди, дрожащая? А я здесь двадцать лет мету. Царица, сама царица с дочками мимо проходит. "Метешь, Сидор?". "Мету, ваше анпираторское величество". И поцалует меня в макушку императрица. А потом приходит в дворницкую. Тело белое, царское, простыми лапами не щупаное.

Дворник закашлялся, с ненавистью глядя на воспитанников.

– Вот этими лапами, - Сидор воздел руки к небу.
– Этими лапами щупал императрицыны сиськи и пизду.

– Сидор, - поморщился директор.

– Пасть заткни, - огрызнулся дворник.
– Я ебал императрицу и дочек ейных. Да и сам царь моего уда отведал.

Сашенька почувствовал, что Кюхля дрожит.

– И вот нашелся из вас какой-то, из молодых, раб исканий, - дворник грязно выругался, сплюнул в траву сопли, - кто решил, что может выебсти дворника.

Сидор, держа в руках простынку, прошелся вдоль шеренги.

– Ты?

Заорал вдруг, остановившись около Кукольника.

– Никак нет-с, господин дворник, - пролепетал Кукольник, став белее той самой простынки.

Дворник продолжил свой обход.

– Ты?

Дельвиг успел промолвить: "Нет" и рухнул без сознания.

Дворник зашагал дальше. У Сашеньки сердце билось, билось, да и замерло. Боженька, пронеси, боженька, спаси.

Не пронес, не спас.

Вот он, дворник. Навис над Сашенькой, как гора. Сверлит Сашеньку черными глазами из-под бровей, похожих на кусты. Пахнет от него мочевиной и водкой.

– Ты?
– хрипло, жестко.

Сашенька сглотнул.

– Ты, гнида?

– Это, это... он.

– Врет, - заверещал Кюхля.

Да поздно. Лапа дворника - цап Кюхлю за шиворот форменной курточки, да и выволокла в центр площадки.

– Кюхельбекер, не ожидал от вас, - скорбно покачнулся директор Малиновский.

– Это не я, Василий Федорович, - заливался слезами Кюхля.
– Это обезьяна. Это Пушкин.

– Негоже на товарища клеветать, - сурово молвил директор.
– Это лишь усугубляет вашу вину.

Малиновский покачал свое грузное тело, перекатываясь с пятки на носок.

– Ума не приложу, что с вами делать. По уставу телесные наказания в Лицее запрещены.

–

Василий Федорович?

– Да, Сидор?

– Отдайте его мне. Временно, знамо.

Рука дворника прошлась по жопе Кюхли, пощупала яйца. Кюхля открыл было пасть для крика, да издал лишь тонкий стон.

Директор нахмурил лоб.

– Что ж, пожалуй. Бери, Сидор. Но вечером он должен быть в своей постели. В сво-ей постели, Сидор.

– Так точно, ваше благородие.

Дворник вдруг поднял Кюхлю, вскинул на плечо и направился в сторону дворницкой. У Сашеньки задрожали колени, когда он представил, что это могло приключиться с ним.

– Ну, что же, - директор вытер платком лоб.
– Расходитесь. И не шалите больше.

***

А Кюхля и правда вернулся вечером. Волком взглянул на Сашеньку. Упал ничком на постель и остался недвижим.

Мальчишки до поры до времени с ним не заговаривали.

Первым, конечно, не вытерпел Кукольник. Павлиньим шагом приблизился к кровати Кюхли, дотронулся до него. Кюхля дернул плечом, взбрыкнул ногой.

– Вильгельм, а Вильгельм, - сладким голосом пропел Кукольник.
– Как анальна кара?

Спальня взорвалась смехом. Все хохотали. А громче всех - Сашенька.

Кюхельбекер сел на постели, с ненавистью глядя на Кукольника.

– Отъебись, Нестор! Отъебитесь от меня. А ты!

Он повернул к Сашеньке башку, в которую были встроены метающие молнии глаза.

– А ты. Я вызываю тебя на дуэль, обезьяна.

Это вызвало новый припадок смеха. Кюхля снова улегся на постель лицом вниз и больше не отзывался на воззвания однокорытников.

***

А ночью Сашенька проснулся.

Кто-то лизал его яйца.

Испуганно сел на постели, увидел бледное личико, темные длинные волосы, грудь, высовывающуюся из ночной рубашки.

"Привидение" - мелькнуло в голове. Хотел закричать, да во рту пересохло.

– Не бойся, - шепнуло привидение.
– Я Сонечка.

"Сонечка Мардушкова, дочка дворника. Сладенький пирожок. Сиськи, жопа",-вспомнил Сашенька мантры Кюхельбекера.

– Ой, - засмеялась Сонечка.
– Смотрю, ты понял, кто я.

Сашенька взглянул вниз. Его хуй вылез из черных зарослей волосни и торчал, как восклицательный знак.

Сонечка потянула какой-то шнурок на ночной рубашке и оказалась голой. Бледненькая. Пизда мохнатая, сиськи вислые. Баба.

Сашенька подался вперед, припал губами к сиське. О, молочко.