Веселые человечки: культурные герои советского детства
Шрифт:
Однако лейтмотивом всех без исключения критических статей стал образ беззаботного детства, который — якобы в соответствии с замыслом Линдгрен — создается режиссерами, актерами, художниками, композиторами и т. д. Одна из первых рецензий на спектакль Московского театра сатиры вновь, вослед статье В. Глоцера, поднимала тему детства — теперь даже не детства, понятого и оцененного взрослыми, но самого настоящего… детства взрослых:
Здесь есть детство в самом светлом и прекрасном смысле слова. Детство как категория доброты и фантазии, неповторимой искренности и чистоты. Мы говорим: он до седых волос сохранил в себе мальчишку, и это очень высокая похвала. Сохранившие ощущение детства, умеющие беречь его — славные люди (О. Кучкина, «Комсомольская правда» [389] ).
389
Кучкина О. Знакомьтесь: Малыш и Карлсон (о спектакле Театра сатиры) // Комсомольская правда. 1968. 8 мая. С. 4. Ольга Андреевна Кучкина (р. 1936) — поэт, драматург, прозаик, публицист, сотрудник газеты «Комсомольская правда». Входила в круг «поствампиловских» драматургов,
Нужно заметить, что на такого рода трактовки недвусмысленно провоцировал сам текст Софьи Прокофьевой. Появившийся там перед глазами изумленных Фрекен Бок и Бетан Карлсон дает себе следующую характеристику: «Меня называют по-разному. Некоторые, например, меня называют Детство. Да-да, Детство. Ну что же, пожалуйста, я не возражаю» [390] , Финал этой пьесы демонстрировал невиданный доселе синтез советского алармизма (с реминисценциями из песни Вано Мурадели на стихи А. Соболева «Бухенвальдский набат» и «Репортажа с петлей на шее» Ю. Фучика) и на первый взгляд далекого от официальной советской идеологии пафоса детской эмансипации:
390
Прокофьева С. Малыш и Карлсон, который живет на крыше. М., 1968. С. 70 (ротапринтное издание, предназначенное для рассылки в различные театры).
Появляется Карлсон, в руке у него колокольчики, он раздаст их малышу, Астрид. Они молча выходят на авансцену и звонят, звонят, звонят… как будто хотят сказать: «Взрослые, будьте бдительны, берегите детство!» [391]
Понятно, что последняя фраза не должна была реально звучать в спектакле, ведь в поясняющей ремарке четко проговорено: «как будто хотят сказать», но тем не менее обращена эта ремарка была, конечно, не к детям, а к взрослым — и не только к постановщикам и актерам…
391
Там же. С. 73.
В продолжении пьесы Прокофьевой, сочиненном режиссером спектакля Театра сатиры Маргаритой Микаэлян [392] , сентенция о необходимости не забывать детство доверена не только Карлсону («Я очень веселый, но иногда бываю немного грустным. Вся беда в том, что взрослые часто забывают, что они тоже были детьми. Забывают о детстве. Поэтому я живу один на крыше. А о детстве нельзя забывать» [393] ), но и дядюшке Юлиусу: «Это мир детства, доброй мамы, теплой, уютной кровати. Это мир дедушки и бабушки, их сказок, которые всегда кончаются хорошо. Это мир бесконечных игр, пряток, переодеваний, вкусного варенья, которое можно вылизывать языком прямо из банки. Да, это прекрасный мир! О котором, к сожалению, мы так скоро забываем. Мы очень быстро становимся взрослыми» [394] .
392
Этот спектакль не был продолжением в строгом смысле слова, поскольку использовал значительную часть текста и сюжетных ходов предыдущего, но задействовал и новое (заимствованное в основном из третьей повести Линдгрен) — например, историю знакомства Карлсона с дядюшкой Юлиусом.
393
Микаэлян Маргарита. Карлсон снова прилетел! М., 1972, С. 51. На титульном листе обозначено: «Пьеса отредактирована и направлена для распространения Управлением театров Министерства культуры СССР».
394
Там же. С. 24.
Императив обретения взрослым новой детскости, возвращения его в мир детства распространяется в 1968–1969 годах как эпидемия, переходит от рецензента к рецензенту даже быстрее, чем успевает мигрировать от театра к театру популярная пьеса о Карлсоне. Всего неделю спустя после статьи О. Кучкиной в «Комсомольской правде» в «Московском комсомольце» выходит статья Н. Крымовой [395] , посвященная все тому же спектаклю Театра сатиры. Перед труппой театра, по мнению критика, стояла огромных масштабов задача — не только творческая, но и нравственная: «От всех этих людей требовалось одно важное качество. Надо было в своем художественном мышлении не оказаться на уровне мамы Малыша, женщины милой, доброй, но безнадежно утерявшей какие-то очень важные связи со своим собственным детством и в силу этого не способной понять, почему ее сыну является Карлсон и становится ему совершенно необходим» (курсив авт. — М. М.). [396]
395
Наталья Анатольевна Крымова (1930–2003) — театровед и театральный критик, автор книг о Марии Бабановой, Владимире Высоцком и др., сотрудница журнала «Театр», жена Анатолия Эфроса.
396
Крымова Н. О Карлсоне и о малышах // Московский комсомолец. 1968. 17 мая. С. 4. На сходные выводы (с явными руссоистскими обертонами) наводил критиков и спектакль Театра имени Ленсовета. Ср.: «Получилась одна история, с началом и концом, о том, что мы, взрослые, так быстро забываем свое детство, не понимаем малышей и часто, воспитывая, „выбиваем“ лучшее, что заложила в них природа». Ленинградский критик не побоялся довести эту мысль до логического предела и произнести таким образом весьма отрадный для многих приговор: «…если увидеть Карлсона и поверить в него, то падает, рушится их мир, мир взрослых» (Биневич Е. Взрослые и дети // Смена. 1970. 29 марта. С. 4).
Получается,
397
Крымова И. Цит. соч.
Последние слова о «трудном моменте» вполне точно согласуются с идеологией «шестидесятников», для которых в 1968 году действительно наступил трудный момент — и в атмосфере надвигавшихся заморозков Карлсон стал не просто «паролем для своих», но и метафорой радикальной социальной и антропологической трансформации.
Фигура самокритики
Опубликованная в августе 1968 года, практически в момент советского вторжения в Чехословакию (но написанная, конечно, несколько раньше), статья близкой к диссидентским кругам Ирины Уваровой [398] о постановке «Карлсона» в Театре сатиры сразу же предлагала самым чутким и осведомленным взрослым читателям самоотождествиться с попавшим в трудное положение, да к тому же еще и фатально одиноким Малышом (подразумевалось, что больших усилий для такого самоотождествления и не потребуется) и с этой точки зрения взглянуть на Карлсона [399] . Рецепт был прост: «…если тебя кругом приперли к стенке, и выхода нет, и нет спасения», нужно «завести себе Карлсона» (видимо, так же, как «заводят» собаку, — или даже проще, если Карлсон — фигура воображаемая).
398
Ирина Павловна Уварова (р. 1932) — искусствовед, редактор, театральный художник, театровед; в 1960- 1980-е — член редколлегии журнала «Декоративное искусство СССР», с 1970 года — жена Ю. М. Даниэля.
399
Уварова И. Что нового в театре для детей? // Театр. 1968. № 8. С. 20–25. Статья не случайно появилась в весьма либеральном журнале «Театр», в котором в течение еще как минимум десятилетия будут напечатаны и другие статьи о Карлсоне — герое литературном и театральном. О журнале «Театр» той эпохи см.: Крымова И., Рыбаков Ю., Свободин А. Кузнецкий мост 9/10// Московский наблюдатель. 1991. № 1.
Но если столь многим людям нужно помочь найти выход в безнадежной ситуации, Карлсону не остается ничего иного, как начать стремительно размножаться, чтобы поспеть к каждому. Так у Ирины Уваровой возникают «Карлсоны» — во множественном числе (интересно, что этому грамматическому «размножению» соответствует «размножение» реальное — втеже самые месяцы в столичных, республиканских и маленьких провинциальных театрах рождаются десятки разных Карлсонов, тогда же появляется и Карлсон мультипликационный):
Из чего сделаны Карлсоны? Из неосуществившихся желаний, из надежды: если жизнь получается неважная, может, все еще обойдется. Карлсон — не столько мечта, сколько вера [400] .
Карлсон живет на крыше, то есть никак не связан со структурой современного ему общества; «и это не шутка», говорит Ирина Уварова, «он родом из мира, где все иначе», а значит, то, что нельзя прочим, — ему вполне позволительно. Ему, как языческому богу — богу Свободы и Раскрепощения, — нужно приносить жертвы, и поэтому совершенно естественно, что он забирает себе все вкусности и сладости, не оставляя ни капельки Малышу. С точки зрения шестидесятнической этики это самая легкая и самая приятная жертва на алтарь Свободы. Логика здесь проста: сладостей живущим в условиях тотального дефицита советским друзьям Карлсона все равно не дождаться, их присвоит себе и отнимет самая противная Домомучительница — советская власть:
400
Там же. С. 21.
Он хвастлив и ворует плюшки, а Малышу не дает почти ни одной. Не беда. Малышу и так не досталось бы плюшек, так пусть лучше их съест Карлсон, чем Домоправительница. Ее Малыш ненавидел бы, если б умел [401] .
К очень тонким и проницательным замечаниям Ирины Уваровой об особенностях постановки Театра сатиры мне еще придется вернуться, но раньше хотелось бы обратить внимание еще на одну, едва ли не самую принципиальную для анализируемой проблематики, статью журнала «Театр», тоже посвященную Карлсону. Она была опубликована через четыре года после статьи Уваровой, когда все шестидесятнические надежды на обновление социалистической системы были давно похоронены и вопрос о сохранении личности, индивидуальности в сгустившихся политических сумерках оказался гораздо актуальнее любых вопросов о коллективном действии. А автором этой статьи был Лев Смирнов [402] .
401
Там же.
402
Лев Михайлович Смирнов — в 1970-е годы постоянный автор журнала «Театр», сотрудник журнала «Декоративное искусство СССР», в настоящее время — редактор журнала «Наше наследие».