Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе
Шрифт:
— Я подстрелил в лесу оленя, а ты у него на рогах сидел.
Это сначала мне понравилось: я был страшно польщён — а вдруг я олений сын! Но, поразмыслив, сообразил, что все они старались что-то скрыть от меня.
Любопытство совсем меня одолело, и я решил во что бы то ни стало раскрыть тайну моего появления на свет. Далеко за этим ходить не пришлось, мой дружок Кечошка был моим соседом. Я залез на плетень и позвал:
— Кечо-о-о!
Но он не появлялся, и я снова заорал.
— Кечошка-а! Кечули-и! Я же знаю, что ты до-ома! Выходи-и!
Наконец открылась дверь и во двор вышел конопатый мальчишка
— Чего тебе? Наверное, хочешь в речке искупаться? Я пока занят, мать дала мне вылизать большой горшок…
— Да нет же! Иди сюда, я тебе что-то скажу на ушко.
— Знаю я твоё «на ушко»! Заорёшь в ухо!
— Нет, клянусь мамой, я потихоньку.
Ну раз уж я поклялся — пришлось ему поверить, он нехотя подошёл к плетню и сунул мне под нос своё ухо, величиной с тыквенный лист.
— Слушай, глупая башка! Знаешь, как ты на свет появился?
— Откуда же мне знать?
— А я знаю, дед купил меня на базаре за золотой рубль.
— Ого! Правда?
— А то нет! Потому-то и зовёт меня мама «золотой мой мальчик».
— Ну и что! Моя мама тоже один раз сказала мне: — Золотой мой, сбегай, принеси воды!
— А может, и тебя купили?
— Спросить?
— Давай!
Кечо рысцой бросился в дом, но вскоре вывалился оттуда насупленный. Вид у него был такой, что, казалось, вот-вот расплачется.
— Ты чего это?
— Того… папа сказал, я, говорит, тебя не покупал… Откуда, говорит, у меня деньги… я сам тебя сделал… — слёзы помешали ему договорить.
— Ну и чего ты ревёшь? Просто твой отец бедней моего, — утешил я его.
Но это не помогло.
— Я не золото-ой ма-альчик, а-а-а! — плакал он, и слёзы величиной с горошину катились у него по щекам.
Я смотрел-смотрел на него и вдруг увидел, что нос у него кривой.
— Что же, если отец тебя сам сделал, не мог он тебе поставить голову поменьше и нос поровнее? — упрекнул я его отца.
— Нос он мне ровный сделал, а я вывалился из люльки и сломал его, — вступился сын за отца.
— Так у твоего отца точно такой же нос, значит, он тоже упал из люльки?
— Ты что? Разве он поместился бы в колыбели? Когда он спит, у него ноги торчат с топчана, и мама даже вешает на них что-нибудь. А нос свой он прищемил в дверях.
Я поверил, но не переставал удивляться, как это Лукия умудрился вылепить сынка так, что они как две капли воды похожи друг на друга. Кечо был вылитый отец, только без бороды и усов. Я уже собрался было слезть с плетня, когда увидел, что по дороге идёт дочка попа Кирилэ, Гульчина, в голубеньком платье и красных сандалиях. В руках у неё был длинный прут, которым она погоняла взъерошенных гусей. Я мигом перемахнул через ограду и как разбойник преградил ей путь. Гульчина была всегда гладко причёсана, и я с особым удовольствием трепал её аккуратно заплетённые косички. Она и теперь испугалась, что я схвачу её за косы, как за вожжи, и погоню, как лошадку. Потому-то она и шарахнулась от меня и, перебежав на другую сторону дороги, замахнулась прутом.
— Не смей подходить, Караманика, не то…
Гуси всполошились, забили крыльями, но взлететь не смогли, а только шумно загоготали, вытянув шеи. Увидев, что она испугалась не на шутку, я успокоил её:
— Не
Убедившись, что я не замышляю ничего дурного, она опустила прутик и уже миролюбиво спросила:
— Ну, чего тебе?
Я почесал голову и спросил:
— Послушай, Гульча, откуда ты появилась?
— От бога.
— От какого бога?
— Который на небе. Не веришь — спроси у моего отца.
— Ну да! Он мне уши надерёт.
— Не бойся, если ты меня не обидишь, он тебя не тронет.
Гульча была миленькая девочка, у неё были красивые чёрные глазки и длинные, как дуги, брови, румяные щёчки и алые, словно спелая малина, губки. Тогда я ещё ни черта не смыслил в женской красоте, но её лицо навсегда таким осталось в моей памяти, тут уж ничего не поделаешь.
Накануне моя мама говорила, что красивый человек создан самим богом, и теперь, глядя на Гульчину, я вспомнил это, мысленно согласился, но и позавидовал немножко. Было обидно, что меня-то не бог создал. Мне стало жаль себя, и я чуть не заплакал, но вовремя вспомнил назидание своего дядюшки, что истинному молодцу не к лицу слёзы. Не хватало, чтобы Гульчина это заметила. Разочаровавшись во мне, она перестала бы меня уважать и бояться. Каково бы мне было? Я, конечно, ещё не разбирался во всех этих делах, но чувствовал, чем это могло бы обернуться. Потому я и крепился, что было сил, чтоб ни одна капля из глаз не вылилась.
Не сразу сообразив, что ей ответить, я только и сказал ей:
— Врунишка ты, врунишка!
— Почему?
— Знаешь, что я у отца твоего спрашивать не стану, вот и обманываешь меня.
— Тогда спроси у моей мамы.
— Не хочу!
— Что же мне делать?
— А ну покажи мне, где этот твой бог? — воскликнул я внезапно.
— Где… там! — показала она на небо.
— А в небе и ангелы летают.
— Ну и пусть.
— А меня ангелы принесли… Думаешь, я хуже тебя? Вот!
— Мне-то что! — равнодушно передёрнула она плечиками и снова погнала пред собой галдящих гусей.
Но мне не хотелось, чтоб она уходила победительницей, и я закричал ей вслед:
— Постой! А откуда бог появился?
— Чего?
— Откуда бог появился?
Она сначала растерялась, открыла рот и вылупила на меня глаза, но потом, взмахнув прутом, нашлась:
— Это ты у моего отца спроси, — и пошла вприпрыжку своей дорогой. Вот теперь-то я заставил её сбежать. Теперь мы были квиты, но несмотря на это, червячок сомнения грыз меня. Мрачный я вошёл во двор и снова пристал к матери:
— Мамуленька, а кто же создал ангелов?
— Ангелов? Бог, сынок!
— Правда?
— Вот вырастешь — узнаешь.
Я обрадовался, окрылённый вылетел на улицу, догнал девочку и крикнул ей:
— Гульча! Гульчина! Мама сказала, что ангелов тоже бог создал!
— Знаю. Папа меня всегда ангелочком называет.
— Тебя? Ангелочком? — Теперь я посмотрел на неё совсем другими глазами. С этой минуты ангелы представились мне хорошенькими девочками в голубеньких платьях и красных сандалиях. Я даже ухмыльнулся, но вдруг вспомнил, зачем я побежал за ней, и беспечно махнул рукой: — Зовёт и пусть себе! А я тебе совсем о другом хочу сказать: если бог создал ангелов, а ангелы меня, то всё равно выходит, что бог меня создал!