Веселые и грустные истории про Машу и Ваню
Шрифт:
Потом они еще минут десять посидели за соседним маленьким столом и звонко чокались бокалами с пепси-колой. Наши друзья – семейная пара, уже шесть месяцев ждущая ребенка, – умилялись, глядя на эту идиллию. Я эту комедию, которую они тут ломали, вообще уже даже не воспринимал.
Потом Ваня разбил бокал. Он сделал это не нарочно. Осколки разлетелись в радиусе трех метров. После этого он надолго замолчал. Даже тени улыбки не появилось на его лице за весь остаток вечера.
А когда мы выходили из ресторана (пост на входе уже сняли), он твердо сказал:
– Я сюда больше не приду.
– Из-за этого бокала? – догадался я. – Да.
– Ничего же страшного. Подумаешь, бокал. Почему ты не придешь?
– Да неудобно, – сказал Ваня.
Вот один мой товарищ, знающий о моих детях в основном понаслышке, все никак не верит, что дети трех с половиной лет могут так выражаться. Дети, может, и не могут, спорить не буду. А Ваня так и выражается. Так и говорит. Так и живет.
Я бы и сам, может, не поверил, если бы не жил с этим человеком.
«Папа, что ты говорил маме, когда любил ее?»
Маша пришла из детского сада и сказала, что ей пора похудеть. Для того чтобы похудеть, есть только один способ: надо очень много бегать. Останавливаться нельзя буквально ни на секунду. Ну, и она сразу начала бегать. Потому что останавливаться нельзя ни на секунду.
Более того, когда ее усадили за стол, она категорически отказалась ужинать.
– Маша, надо же кушать, чтобы бегать и не упасть от голода, – сказал я и сразу понял, что совершаю грубую ошибку. Я ведь таким образом легализовал ее бег по квартире. Правда, есть при этом так и не заставил, потому что она вздохнула и сказала:
– Ох, не буду.
– Почему? – удивился я.
– А потому что и так толстая.
– Это тебе Фарида сказала? – с подозрением спросил я.
В детском саду есть девочка, от которой к Маше пристает все наносное. Ни разу Фарида не посоветовала Маше интенсивней учить алфавит («Нам с тобой в институт идти не надо, нам с тобой и школы хватит»), ровнее заправлять постель, не опаздывать на завтрак. Нет, ни в коем случае. Фарида может только объяснить Маше, как надо кривляться и воображать, что должен носить Машин бэби-берн Катя (такое, что стоит дороже, чем все Машино, чуть ли не вместе взятое), что Ваню надо называть Ванькой и что в праздник девочки должны надевать декольтированные платья.
– Да, Фарида! – с вызовом ответила Маша, зная мое отношение к любым инициативам этой девочки.
– Может, у нее в семье кто-то худеет? – уточнил я.
– Да, кажется, – рассеянно сказала Маша. – Папа, мне пора побегать.
При помощи похудания моя Маша, в которой, многим девочкам на зависть, нет ни грамма лишнего веса, решила по крайней мере две задачи: она теперь не должна есть, когда ей не хочется, и может носиться по квартире, наоборот, сколько хочется, в лечебных целях. Вместе с ней, разумеется, начал худеть и Ваня.
– Папа, мне кажется, я уже похудела, – сказала она пару дней назад.
– Ну вот, – обрадовался я, – давно пора остановиться.
– Нет, папа, ты не понял, – вздохнула она. – Я худею не потому, что бегаю. Я сохну от тоски.
– По ком? – задал я верный вопрос.
– По Степе, – рассказала она. – Я проводила его в школу, но он еще ходит к нам. Я ему говорю, чтобы он не ходил в школу, а чтобы оставался в детском саду. Мы пойдем в школу вместе.
Я не думал, что Степа по-прежнему занимает такое место в ее жизни. Я думал, у них все кончилось в выпускной вечер в детском саду. А оказывается, все может продолжаться по крайней мере до 11-го класса.
– Маша, других мальчиков вокруг, что ли, нет? – нервно спросил я. – Ты же принцесса. Ты себя в зеркало видела?
– Видела, – кивнула она. – Но я хочу еще посмотреть. Посмотрев, она осталась удовлетворенной и продолжила разговор.
– Мне еще Саша тоже нравится.
– Какой еще Саша?! – простонал я.
Никакого Саши до сих пор в детском саду не было. Я понял, что в нашей жизни появилась еще одна беда.
– Саша – это брат Лени, – терпеливо пояснила она.
У меня гора упала с плеч. Этого Сашу мы знаем. Саша – мальчик из хорошей семьи. Его родители – наши друзья. До сих пор Маша, правда, не вспоминала про Сашу в подобной ситуации, но я сам в этом разговоре многое сделал для того, чтобы она стала критической. А в критической ситуации возможны неожиданности.
Через пару дней мы пошли на день рождения к Лене, Сашиному брату. Лене исполнилось три года. Маше этот день рождения откровенно понравился. На входе нас встретила живая обезьяна ростом с Ваню. Обезьяна отличалась умом и сообразительностью. Одета была не хуже детей. Она взяла Машу за руку и сразу потащила куда-то. Я подбежал вовремя, и им не удалось ничего стащить с праздничного стола.
Ваня не был весел. Через полчаса он в полном одиночестве сидел за этим столом, а все остальные дети участвовали в интерактивном спектакле про кота Леопольда. Я издалека увидел, что Ваня грустит, и подошел к нему. Подойдя, я понял, что он не грустный, а сосредоточенный. Он сидел и методично вытаскивал из большого блюда с квадратными детскими бутербродиками пластмассовые шпажки. Он вытащил уже штук 15, и он только начал.
– Зачем же тебе столько? – спросил я его.
– Это же сабли, папа, – с недоумением посмотрел он на меня и вернулся к прерванному занятию.
Я, зная его фанатичную любовь к саблям и мечам (он хорошо различает то и другое, и поэтому если он сказал «сабли», значит, это были сабли).
– Ты не хочешь с Леопольдом поиграть? – поинтересовался я.
Вопрос был риторическим, тем более ответ его удивил меня.
– Я хочу в Париж, папа, – сказал Ваня.
– Почему в Париж? – переспросил я.
– Потому что там Андрюша, – ответил он. Андрюша – его товарищ (в детском саду) по боевому искусству владения мечом.
– Поедем лучше в Италию, – сказал я.
– Нет, папа, – сказал Ваня, – я хочу в шенгенскую зону.
Этим соображением трехлетний Ваня меня, конечно, потряс. Вот что они обсуждают сейчас, оказывается, в детском саду.
– Италия, – говорю я, раз уж он сам задал такой уровень разговора, – это тоже шенгенская зона.
– Да? – с недоверием переспросил он. – А Тунис?