Веселые поминки
Шрифт:
– Ну хорошо, – с плохо скрытым раздражением ответил он в трубку, – сейчас я приду.
И, извинившись передо мной, вышел из кабинета. Но вопреки моим ожиданиям не в ту дверь, что вела в приемную, а в не замеченную мною дверь в глубине кабинета.
Я не обратила бы на нее никакого внимания, если бы не этот звонок, или даже в том случае, если бы Смысловский вышел в дверь, в которую вошла я. Я приняла ее за вход в смежную с кабинетом, так называемую комнату отдыха, где обычно у больших начальников находится диванчик и холодильник с теми или иными напитками в зависимости от вкуса хозяина кабинета.
У
Но туда практически никогда не допускаются посторонние. И мне не приходилось видеть, чтобы оттуда кто-нибудь вызывал к себе хозяина кабинета.
Это было не просто странно, а заставляло думать, что дверь эта вела в потайную комнату, не предназначенную для глаз посетителей. А реакция Смысловского на этот звонок, его смущение и явная досада по поводу моего в этот момент присутствия были лучшим подтверждением самых серьезных подозрений.
Не теряя ни секунды, я на цыпочках подошла к двери и, приоткрыв ее на мгновение, обнаружила за ней небольшой тамбур, в глубине которого была еще одна дверь со сложным замком-шифром на блестящей панели.
Я аккуратно прикрыла дверь и так же бесшумно вернулась на прежнее место. И, надо сказать, сделала это вовремя, так как буквально через секунду дверь снова распахнулась. На ее пороге оказался хозяин кабинета и, прежде чем вернуться к столу, некоторое время оставался там, пытаясь определить, какую реакцию вызвал у меня его поступок.
Моя безоблачная улыбка убедила его в полном отсутствии у меня интеллекта, а последовавшие за этим слова рассеяли последние подозрения.
– Я так устала от этих противных анализов, – пожаловалась я. – Мне бы очень хотелось прогуляться по магазинам, если вы, конечно, не возражаете.
Он не возражал и отпустил меня на все четыре стороны на весь сегодняшний день, попросив только не злоупотреблять спиртным и вернуться в институт до полуночи.
Заверив его, что буду паинькой, я выпорхнула птичкой из его кабинета. И это вполне соответствовало моему настроению. Я была уверена практически на сто процентов, что знала теперь, где находится «подпольная лаборатория» института.
Она была именно «подпольной», то есть находилась «под полом», и это не противоречило всему тому, что до сих пор мне было о ней известно.
И даже загадочное исчезновение телохранителей лишилось своей загадочности. Они сразу же прошли в полуподвальное помещение, а через кабинет Смысловского прямиком в потайную комнату. Это вполне могла быть не одна комната, а несколько комнат, во всяком случае, не меньше двух. Непосредственно палата и операционная. Но сейчас меня меньше всего интересовало это. Сам факт наличия в институте секретных помещений был очевиден, а это главное! И я знала, где они находятся!
Через несколько часов начнутся похороны Михаила в могилу Харчеева, и мне во что бы то ни стало хотелось на них присутствовать. Но в своем собственном обличье я там появиться не могла, и не только потому, что рисковала там встретиться с телохранителями.
Я сильно сомневаюсь
Поэтому мне необходимо было изменить свою внешность до неузнаваемости без всякой пластической операции. Для этого мне нужно было оказаться дома.
В результате моих манипуляций с собственной внешностью меня не узнали даже соседи. Увидев меня выходящей из квартиры, они таким подозрительным взглядом окинули меня с ног до головы, что оставалось только удивляться, почему они не попробовали задержать меня на месте самостоятельно или, во всяком случае, не вызвали тут же милицию.
В последнем я начала сомневаться, когда заметила, что они наблюдают за мной из окна своей квартиры, и на всякий случай прибавила шагу. Береженого, как говорится, бог бережет. А соседи из самых лучших побуждений могли отправить меня прямой дорогой в ад. Все-таки хорошие у меня соседи, бдительные. И чем дальше я от них уходила, тем безопаснее себя чувствовала.
Собственно, ничего особенного я со своей внешностью не сотворила. Каждая вторая девушка в Тарасове проделывает такое с собой чуть ли не ежедневно. Парик из натуральных белых волос ниже плеч, макияж и темные очки были основными средствами моего перевоплощения.
Ну и, конечно, костюмчик этим атрибутам под стать, который я без крайней нужды «ни в жисть» бы не надела. Мне даже не хочется его описывать, настолько он не соответствовал моим представлениям о прекрасном.
На кладбище я оказалась незадолго до начала похоронной церемонии. Кладбище – одно из самых удобных для наблюдения мест. Стоя у первой попавшейся могилы с букетиком цветов, ты ни у кого не вызовешь подозрений. Кроме того, сама церемония собирает столько неизвестных друг другу людей, что обратить на себя внимание почти невозможно.
Сегодняшние похороны практически не отличались от тех, на которых мне пришлось присутствовать несколько дней назад. На них были те же самые люди, в тех же самых костюмах, и приехали они на тех же машинах, что и в прошлый раз.
Но если тогда я равнодушно наблюдала происходящее, насколько это возможно на похоронах вообще, даже если хоронишь совершенно постороннего тебе человека, то на этот раз я, пожалуй, была единственной на всем кладбище, кто хоть немного знал покойного при жизни. И судьба распорядилась таким образом, что я оказалась его последним собеседником на этом свете, не считая убийц.
И поэтому, когда гроб с телом покойного поставили на два белых табурета и распорядитель церемонии предложил всем желающим подойти к нему для последнего прощания, я сделала это одной из первых и положила свой букет к его ногам.
Церемония заняла довольно много времени в связи с тем, что многие пожелали еще и произнести несколько слов, напутствуя покойного в мир иной. Погребальные речи, как всегда, не отличались разнообразием, хотя некоторые из них неприятно поразили меня своим неуместным пафосом.