Веселый мудрец. Юмористические повести
Шрифт:
…Тихая усадьба сразу ожила. Печенка то и дело вскакивал с кресла и возбужденно мерял шагами комнату.
Стражники, оказалось, ехали на подмогу уже давно собравшимся гайдукам, которые до сей поры не только Римшу не выследили, но даже и в лес густой въезжать боялись.
Печенка решил было тотчас ехать на похороны, но, обсудив это с Якимом, передумал. Он очень боялся Римши. Кто знает, а вдруг теперь ненависть, которую разбойник питал к дяде, перенесется и на наследного племянника?!
— Он же меня выпорет! — ужасался
— Да-с, неприятно, — соглашался писарь. — Да зачем вам, пане, ездить? Я хоть сейчас в путь. Панству скажу: пан Печенка с горя заболел. Как услышал о дядиной смерти, так и слег замертво. Ни ногой, ни рукой шевельнуть не может.
Трясун даже шмыгнул носом для убедительности и сделал вид, что вытирает слезы:
— Пан Печенка так любил дядюшку! Больше всего на свете… Ведь они друг у друга единственные на земле родственники были… Так и скажу… Поминки справлю… Стражнички-то закусят — и со мной поедут, им по дороге.
— Поезжай, — облегченно вздохнул пан. — А то… Римша, грубый мужик. Вдруг ему вздумается? Тут и стражники не помогут.
Второй причиной, которая окончательно убедила Печенку остаться дома, было зеркало. Стоило пану взглянуть в него, и Яким получил приказ готовиться к отъезду. Зеркало показало Печенке, что он не умеет владеть своими чувствами. Как пан ни старался казаться печальным, улыбка нет-нет да прорывалась и блуждала под усами до тех пор, пока страшным усилием воли наследник снова не придавал лицу выражение отчаяния и глубокой печали.
«А если я на глазах всего панства не догляжу за собой и улыбнусь? Не по-пански получится! — испуганно подумал Печенка. — Уж пусть Яким едет: он и в бумагах лучше разбирается…»
…Еще не наступил полдник, когда запылила по улице зеленая панская бричка, в которой важно сидел обряженный в новый армяк Яким Трясун. Два стражника верхами сопровождали писаря.
Кучеру Трясун приказал завернуть к хате Нестерка. Писарь хотел потрясти мужиков своим величием, а Марисе сказать, чтоб готовилась к нему в прислужницы идти: Печенка уедет в имение Кишковского панствовать, а кто в здешней усадьбе хозяином станет? Он, Яким!
Но, словно нарочно, никого у хаты Нестерка не было, только ребята грудились возле плетня.
— Марися, Марися! — закричали они, бросая игру. — Пан писарь за бараном приехал!
Вытирая руки тряпицей, появилась на пороге Марися.
— Вы же завтра утром обещали наведаться? — удивилась она. — Но, коли уж приехали, так слушайте. Велено мне было барана продать не продать, соли купить да еще целого барана пану отдать.
— Ну, ну, и как ты решила? — заинтересовался Яким. — Трудное дело!
— Так ведь для кого трудно, а для кого нет. Я барана остригла, шерсть с него продала, на те деньги соли купила, а стриженого барана — назад, к пану. Эй, Микола, гони сюда барана!
— Ох, черт, а не девка! — охнул Трясун. —
— Хоть бы тебя кто-нибудь высек! — в сердцах сказала Марися, но из-за скрипа колесного писарь ее слов не услышал.
Микола уже выгнал барана на улицу. Сестра махнула рукой — мол, пусть пока во дворе побудет, не к спеху.
Петро, оседлав палочку, подскакал к плетню, на котором верхом сидели ребята.
— Я буду Римша, — кричал Пятро, — а вы паны.
— Не хочу я быть паном, — сказала Януся и слезла с плетня. — Их лозой секут. Я к барашку играть пойду…
— Я такой силач, что меня, коли не захочу, ни догнать, ни повстречать, а пан увидит — остановится и шапку долой!.. — несся над улицей звонкий голос Пятро. — Эй, кто пан-то будет? Выходи!
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ВЫКУП ЧЕРТУ
Пан, поп да бес всегда сговорятся.
Нестерко вместе со Степаном ночевал на поповском возке. Утром расходились каждый по своим делам. Хотя ярмарка уже заканчивалась, но поп все еще не нашел себе работника по нраву. Степану приходилось и поручения хозяина исполнять и одновременно стараться не упустить нового места, на которое он метил.
Наблюдая за скупым попом, Нестерко начал сомневаться: да есть ли у него в самом деле деньги? Станет ли богатый человек с криком и божбой торговаться из-за луковицы или куриного яйца?
Вечером, укладываясь на возу спать, Нестерко снова и снова начинал расспрашивать Степана:
— Как бы мне с хозяином твоим впросак не попасть. Знавал я вельможных панов без гроша за душой. Вдруг я с попом время зря потеряю?
У Степана выдался удачный день: хозяин наконец выгнал его, а завтра обещали взять на новое место. Распушив усы, Степан подбадривал Нестерка, шутил, вспоминал занятные истории.
— У кого ж деньги, ежели не у попов?
— Что правда, то правда, — успокоился в конце концов Нестерко. — Бывальщину про то, как один батюшка с дьяконом разбогатели, знаешь? Надоело им в бедности жить да на бога надеяться. Задумали такое: дьякон будет воровать и краденое прятать куда-нибудь. А поп в толстые книги посмотрит, вроде гадает, и точно укажет, где можно краденое найти. Дьяк-то ему ведь перед гаданьем говорит, куда что спрятал…
Нестерко рассказывал по-скоморошьи, в лицах. Его голос становился то жуликоватым, когда он говорил за дьякона, то хитро испуганным, когда в разговор вступал поп-гадальщик.