Весёлый Роман
Шрифт:
— Поедем в присутственные места, — предложил он. — В областной суд. Может, там еще с царских времен остались «столи кленові».
Мы поставили свои мотоциклы рядом с управлением милиции, которое находится в этом же здании на площади Богдана Хмельницкого. В областном суде я был впервые. В темноватом коридоре по правую и по левую руку были двери с табличками «Зал заседаний». Мы вошли в первый попавшийся зал. Нас никто не остановил. И в зале было совсем пусто. Там стояли черные скамьи со спинками, очевидно, для публики.
Мы осмотрели и стол, и кресла, и скамьи для публики. Все было покрыто черным лаком.
— Дуб, — определил Виля. — Навеки делалось.
За некрашеной загородкой из деревянных планок стояла скамья подсудимых — грубая и некрасивая. На ней даже не было инвентарного номерка. Овальные номерки украшали всю остальную мебель. Но ее ножки небольшими железными скобами были прикреплены к полу.
— Видно, на тот случай, — сказал Виля, — если подсудимый посчитает для себя обидными слова прокурора или свидетеля и захочет с помощью этой скамьи доказать свою правоту.
Эта скамья подсудимых и привлекла наше внимание.
— Может, это клен? — спросил у меня Виля.
— Старая она, как тут разберешь?
— Сто лет, — сказал Виля. — Она тут простояла сто лет. Представляешь, как ее просушили те, кто на ней сидел? Чует мое горячее сердце, что это она. Или он. Клен, я имею в виду. Произведем измерения.
Мы обмерили скамью с помощью Вилиной шариковой ручки, длину которой нам потом предстояло перевести в обыкновенные метрические единицы, и Виля ножом сколупнул щепку с нижней стороны скамьи подсудимых.
— Клен, — сказал дядя Петя. — И редкой текстуры. Рисунка, — пояснил он для меня. — Где такой?
— Вот, дядя Петя, — показал Виля наши расчеты, — такая скамейка. Получится из нее корпус?
— Вполне получится. Еще и на обечайки останется. Куда струны крепятся, — пояснил он для меня.
— Нам нужна на завтра такая скамейка. По нашим размерам. Взамен, — потребовал Виля.
— Да я ее из дуба сделаю. Как лялечку.
— Ну, из дуба там другая мебель, — заметил Виля. — Из чего-нибудь попроще.
— Можно и попроще, — сразу согласился дядя Петя. Он все разглядывал, прощупывал пальцами щепку, которую мы ему принесли.
На следующий день мы надели грязные, промасленные комбинезоны. Мы в них работаем в мотобоксе. Нашли кепчонки похуже. И только сейчас я обратил внимание на то, что Виля со своей бородкой в этой одежде выглядит каким-то переодетым, несуразным. В мотобоксе это как-то не замечалось.
— Нет, — сказал я, — тебя немедленно арестуют, и ты попадешь на ту же скамью. Посмотри на себя в зеркало. Я еще не встречал человека подозрительней.
Виля подошел к зеркалу и согласился.
Скобы мы приготовили у себя в автомастерских и заранее прикрепили их к ножкам скамейки. В карманы комбинезона я положил шурупы, чтоб прикрепить новую скамейку к полу, молоток, клещи, мощную отвертку. Скамейку мы довезли на Вилином такси до садика против областного суда, а там я ее выгрузил, положил на плечо и пошел в суд. Скамейка была новенькая, ровная, даже лаком покрыта, не чета старой.
Мне повезло. Меня никто ни о чем не спросил, хотя при входе на лестничной площадке стоял сторож или дежурный. И в этом зале заседаний снова было пусто. Но когда я уже отковырял старые гвозди из скоб, в зал вошли три человека.
— Что вы тут делаете? — недовольно спросил один из них,
седой важный дяденька со шрамом на щеке.
— Скамью заменяю, — ответил я простовато.
— Зачем?
— Начальство указало.
— Какое начальство?
— Мое начальство. И ваше.
— Нашли время. У нас тут сейчас суд. Долго это еще у вас?
— Только одну минутку, — заторопился я. — Только скобы к полу прибью.
— Хорошая скамья, — одобрительно сказал дяденька со шрамом. — Только давайте побыстрей. А я и сам спешил.
Дядя Петя только что не плясал вокруг нашей скамейки.
— Ну, хлопцы! — говорил он. — Такая тут текстура!.. Я коряк из двух частей соединю. И рисунок будет повторяться на обеих половинах, и звук будет!.. — Он стучал по скамейке согнутым пальцем. — Где вы расстарались такое золото?..
— Есть одно место, — многозначительно ответил Виля, но этим и ограничился.
Вечером я рассказал нашим ребятам об этой истории и изобразил в лицах свой разговор с дяденькой со шрамом. А когда мы расходились по домам после тренировки, Николай негромко, невпопад спросил у меня:
— В каком зале это было?
— Кажется, в третьем.
— Понятно, — сказал Николай. — Значит, мой отец сидел на этой скамейке.
«А мой батя, — подумал я, — сидел справа или слева от судьи. На одном из этих кресел с серпом и молотом на спинке… Но теперь дядя Петя сделает из этой скамьи подсудимых бандуру с серебряным звуком».
Моя мама — человек особый. Она никогда и ни перед кем не старалась показать себя лучше, чем есть на самом деле. Это мы все стремимся выглядеть лучшими, чем в действительности. Даже батя.
— Ты не крути, как цыган солнцем, — сказала мама. — Ты мне прямо скажи — к нам он придет?
Батя отвел глаза, помычал и недовольно ответил:
— Ну… не знаю.
— Знаешь. Не придет. И я к нему не пойду. Хорошая мода ходить в гости к людям, которые к тебе прийти погнушаются.