Весёлый Роман
Шрифт:
— Заходите, заходите, — услышали мы с батей мамин голос. — Гости дорогие…
Так она это сказала, что мы с батей одновременно встали и пошли к двери.
В передней я увидел Илью Гордеевича и Оксану Митрофановну.
— Здравствуйте, здравствуйте, — говорил Илья Гордеевич. — Незваные, к примеру, гости… Извиняйте, если не ко времени.
— Ко времени, ко времени, — говорила мама. — В комнату заходите.
— А как вы нас узнали? — удивился Илья Гордеевич.
— От сына слышала.
Ничего такого она от меня не слышала.
Оксана Митрофановна — красивая, зардевшаяся, в новом суконном костюме — ласково смотрела на нас своими умытыми глазами и смущенно твердила:
— Да вы не беспокойтесь, вы не беспокойтесь…
— Это, к примеру, привезли мы в Киев кабанчика продать, — сказал Илья Гордеевич. — На рынке, значит. Мясо, к примеру, сало. И решили с женой зайти познакомиться.
— А Люда? — спросил я. — Не приехала?
— Дома Людмила, — ответила Оксана Митрофановна. Мама тем временем накрыла стол. Ловко это у нее получается. Как будто само собой.
— На автобусе приехали? — спросил батя.
— Нет. На автобусе кабанчика, к примеру, не довезешь. Машина была попутная. Из нашего колхоза, значит. Мы и назад ею поедем — Илья Гордеевич погладил усы. — Мы вам, не обижайтесь, гостинец небольшой… Яблочек, меду… Я сейчас.
Илья Гордеевич вышел в переднюю, вернулся с корзиной, достал из нее полиэтиленовую флягу с медом, десятка два яблок пепина шафранного — я теперь знал этот сорт — и кус завернутого в промаслившуюся газету сала толщиной — честное слово — в две ладони.
— От кабанчика? — спросил батя.
— От него, — ответила Оксана Митрофановна. — Мягкое удалось — губами можно есть.
— Сколько ж он потянул? — заинтересовался батя.
— Два центнера будет. С гаком, — улыбнулся Илья Гордеевич.
Странное дело. Ни Илья Гордеевич, ни Оксана Митрофановна никогда не видели моих родителей, не знали их, но гостинец их был именно таким, какой в нашей семье могут взять без отказа, без того чувства неловкости, какое возникает, когда тебе дают слишком дорогой подарок.
Батя принес из холодильника водку, разлил по чаркам.
— За ваш, значит, приезд и хорошее знакомство, — сказал он.
Меня все время не покидало беспокойное чувство: зачем они все-таки приехали? Повезли на рынок своего двухсоткилограммового кабанчика! Но проще и ближе было продать мясо в Щорсе, Корюковке или, наконец, в Чернигове. Уж не случилось ли чего с Людой?
Мама поставила на стол на хромированную подставку сковороду из зеленоватого жаропрочного стекла с шипящей яичницей, в которую пошло по меньшей мере десятка полтора яиц. Она все твердила:
— Ешьте, ешьте, пожалуйста… Когда б я знала, что вы к нам приедете — А так — что в доме… Сардины берите, колбасу.
Гости ей были явно по душе.
—
— Как не выпью? Обязательно выпью.
Мама медленно выцедила рюмку. Вот уж чего не ожидал. Я и не вспомню, чтоб она пила когда-нибудь водку.
— Вспоминают Романа Алексеевича, — говорила Оксана Митрофановна, ласково поглядывая на маму. — Можно сказать, все село. И председатель спрашивал, и бригадир. А от ребятишек проходу нет: что пишет, когда приедет.
— Вы, извиняюсь, в отпуск куда едете? — спросил у бати Илья Гордеевич.
— В Кисловодск думаю, — ответил батя. — В санаторий.
— Это дело, конечно, хорошее… А мы думали… С женой, значит… Может, к нам вы поедете? Чтоб всей семьей. И рыбу у нас можно ловить, и сад, к примеру.
— Спасибо, — сказал батя. — Я, конечно, не думал… И путевку мне обещали… лечиться, говорят, нужно. Хотя, конечно, в селе… Может, позже? А как там у вас сейчас трудодень?
Илья Гордеевич стал рассказывать. Разговор пошел о селе. И батя и мама вставляли свои замечания, говорили о селе, каким они его помнили, удивлялись переменам, я чувствовал, что всем интересен этот разговор, и мне было интересно, но вместе с тем стоял за всеми словами еще один главный вопрос, о котором не упоминали и намеком, но он все равно присутствовал: что же дальше будет? Неужели так все и закончится — ничем? И чем симпатичней становились друг другу мои родители и родители Люды, тем явственней насыщалась этим вопросом вся атмосфера.
Не знаю, как там разговаривают дипломаты на своих конференциях, но, думаю, что не хитрей и не тоньше. Оксана Митрофановна рассказывала, какой у них погреб и сколько кадушек грибов, огурцов, капусты они ставят в него на зиму, а мама о том, что я скоро закончу автодорожный институт и что детям нужно учиться. Батя говорил про наш шестишпиндельний токарный автомат, который сам производит черновую и чистовую обточку, подрезку торцов, выточку канавок, сверление отверстий, зенкерование и нарезку резьбы и при этом сам переставляет детали и изменяет позиции, а Илья Гордеевич рассказывал про пасеку, про пальметтный сад, про свою корову симментальской породы, парное молоко которой полезнее для здоровья любой кисловодской минеральной воды. А о главном, о том, ради чего они приехали, так до конца не было сказано ни слова.
Гости стали собираться, хоть и мама, и батя, и я очень их уговаривали остаться у нас на ночь — и место есть, и никого они не стеснят. Но Илья Гордеевич решительно отказался, сказал, что машина уходит, а завтра понедельник и колхозная работа не стоит.
Мама на минутку вышла в другую комнату, сейчас же вернулась и передала Оксане Митрофановне, как она сказала, для дочки коробку конфет «Ассорти» с памятником Богдану Хмельницкому на крышке и яркую косынку из тонкой шелковистой материи.