Весенние ласточки

Лаффит Жан

Шарль Морен вошел в заднюю комнату кафе в тот момент, когда Флери, продолжая свой рассказ, говорила Жаку:

— Знаете, когда был убит Жан Жорес, мой муж тут же сказал: войны не миновать.

Морен был в радостном настроении. Он пожал руки присутствующим и спросил Ирэн:

— Луи не приходил?

— Нет, он на профсоюзном собрании.

— Он мне нужен. Я забегал к вам, и консьержка сказала, что ты здесь. Можешь ему передать…

Морен рассказал, что дело Беро будет рассматриваться в конце октября и комитет, образованный в его защиту в Дордони, вскоре

организует в Бержераке большое открытое собрание.

— Понимаешь, это наделает шуму. Вильнуар уже подписал протест, и мы соберем еще подписи всех участников Сопротивления. Пораваль согласился председательствовать на митинге, будут выступать люди самых различных партий. Надо, чтобы Луи поехал…

— А почему именно он?

— Он был начальником Беро. Кроме того, он принимал участие в этом деле, и его вызывают в качестве свидетеля защиты.

Ирэн обещала Морену все рассказать мужу. Они еще поговорили о вчерашнем празднике и обсудили сообщения о германских выборах…

— Хорошие результаты? — спросила Флери.

— Не очень…

Жак, смущенный присутствием депутата, не принимал участия в разговоре и думал о Жаклине. Скоро она кончит работу, и он встретит ее у ресторана. День прошел спокойно. Клюзо не вызывал его к себе, и Жак уже начал надеяться, что Брисак не приведет в исполнение свою угрозу…

— Я спешу, — сказал Морен, — меня ждет Роз.

— Вчера мы ее видели издали у стенда Дордони, но подойти к ней не смогли.

— Нам пришлось закрыть в шесть часов, не хватало товара. Небывалое количество народа.

— Заходите завтра вместе с Роз. Луи будет дома.

— Хорошо, если меня ничего не задержит. Еще восемь подписей — и палата будет созвана.

Морен пожелал им удачи и ушел.

Роз приехала с мужем на праздник «Юманите» и, воспользовавшись случаем, поговорила о предстоящих родах с молодым доктором Симоненом, другом Жака Сервэ. Он работал под руководством одного крупного профессора, который после поездки в СССР решил применить метод обезболивания родов во Франции. Он ждал, когда соберет тысячу положительных результатов, чтобы сделать сообщение на медицинском факультете. Он уже приближался к этой цифре, и о новом методе заговорили. В газетах тоже стали писать о его работе, одни поощрительно, другие с насмешкой, третьи — их было большинство — с предубеждением. Эти споры еще не привлекли внимания широких масс, мужчин этот вопрос мало волновал, а женщины в общем относились к новому методу с недоверием. Роз не сомневалась в положительных результатах, и первое свидание с доктором Симоненом еще больше воодушевило ее.

— Все в порядке. К концу года я должна буду приехать на первые занятия. До этого я раза три покажусь доктору, но это я могу сделать и в Перигё.

— А где ты будешь рожать?

— В Париже, конечно. Пока что этот метод применяется только в поликлинике металлистов с красивым названием «Васильки». Я уже записалась.

Шарль Морен невольно улыбнулся.

— Я вижу, ты не теряешь времени. Ведь тебе осталось еще шесть месяцев.

— Они ежедневно получают массу заявок, и не только от женщин нашего

круга. Доктор Симонен работает в клинике шестнадцатого района — по этому методу рожают и богатые пациентки. Они беспрекословно слушаются его, не хуже простых работниц. Им это стоит несколько дороже, вот и все.

— Ну, ты довольна?

— Мне очень хочется, чтобы все произошло поскорее.

Утомившись от поездки, от праздника в Венсене и всяких дел в городе, Роз рано легла и принялась вязать крошечные шерстяные башмачки, но когда вошел Морен, она сидела на кровати, уронив вязанье на колени, и плакала. На ночном столике маленький радиоприемник передавал тихую танцевальную музыку…

— Дорогая моя, что с тобой?

— Ничего.

— Ты больна? — взволнованно расспрашивал ее Морен. — Тебе нехорошо? Ведь ты была такой веселой, когда мы с тобой расстались!

— Я здорова, но просто боюсь.

Шарль обнял ее.

— Ведь все в порядке. Держу пари, что будет мальчик, я уверен.

— Вот в том-то и дело. Только что по радио сообщили окончательные результаты: в Германии реваншисты получили большинство голосов.

XIII

Последнее собрание комитета мира превзошло все ожидания Ирэн Фурнье — присутствовало около сорока человек и среди них восемь новых членов. Правда, председательствовал профессор Ренгэ.

Как только он вернулся в город после каникул, Ирэн и Леон Бурген отправились к нему. Это было через неделю после германских выборов.

— Партия Аденауэра получила пять миллионов голосов, — сообщила Ирэн, — и большинство мест в парламенте.

В ответ профессор пожал плечами и, к удивлению своей собеседницы, сказал:

— Таких результатов и следовало ожидать, немцы в основном хотят добиться воссоединения государства, поэтому они голосуют за сильнейшую партию. Я бы даже счел, что ЕОС может удержать их в разумных рамках, если бы дело было только в этом.

С его точки зрения, основным в германском вопросе было воссоединение Западной и Восточной Германии, в то время как, судя по заявлению, сделанному Аденауэром накануне выборов, речь шла уже не о воссоединении страны, а об освобождении восточной территории…

— Это угроза новой войны в Европе, наподобие той, которая была в Корее.

Леон Бурген, вспомнив о доводах, которые приводились на собраниях комитета, вставил:

— Возможно, они не решатся напасть на восточную часть и скорее всего начнут с запада, как это было в тридцать девятом году, то есть с Франции.

— Да, молодой человек, это не исключено. Во всяком случае, если соглашения будут ратифицированы, благоразумие подсказывает нам быть готовыми к обороне. Итак, до разоружения нам еще очень далеко, не правда ли?

Профессор был рьяным приверженцем разоружения. Он согласился стать председателем комитета лишь после того, как убедился, что сторонники мира стоят не только за запрещение атомного оружия, но и за всеобщее разоружение. Руководствуясь этими же соображениями, он поддерживал и кампанию против ЕОС.