Весенняя коллекция детектива
Шрифт:
– Как?!
– Посмотри сама.
Невесть откуда он извлек узкий и длинный фонарик, который загорелся очень ярким и острым, как лезвие ножа, светом. Свет упал на пол, рассек его пополам. Днище шкафа было исчерчено какими-то следами, как будто по нему и впрямь ходили в ботинках.
– Зачем ходить… в шкафу?!
– Липа, сколько квартир на третьем этаже? – Добровольский просто так спросил, он и сам отлично знал, но ему нужно было, чтобы она подтвердила. В горле и еще чуть-чуть пониже сильно похолодело, как всегда бывало, когда на него сваливались правильные догадки, и от этого холода он говорил хрипло.
– Две, – тут же отозвалась она. – Эта и Женина. Он пишет романы,
Добровольский протиснулся в шкаф и теперь там шумно пыхтел.
– Липа, ты когда-нибудь видела шкафы, в которых нет полок?
– Чего… нет?
– Полок. Только крючки на стенах, а полок никаких нет. Спрашивается, зачем шкаф, в который ничего нельзя положить?
В эту секунду вдруг что-то произошло.
Добровольский вместе с фонариком упал носом вперед, Олимпиада взвизгнула, что-то заскрежетало, и задняя стена шкафа исчезла, словно ее и не было. Вместо нее образовался узкий темный проход.
Потайной лаз?!
– Але? – глупо проблеяла Олимпиада, которая внезапно позабыла, как зовут Добровольского. – Але! Ты… здесь?
Было так страшно, что хотелось кричать, но она изо всех сил старалась держаться.
– Я упал, – издалека сказал Добровольский сердитым голосом. – Здесь ступенька. Подожди, я свет зажгу.
Как будто приглашал ее к себе на кухню!
Опять какая-то возня, шевеление внутри густой черноты, куда не проникал ни один луч, и тусклый свет лампочки не проникал тоже – стекался к проходу, а дальше не шел!
– Я боюсь, – прошептала Олимпиада. – Я очень боюсь.
– Не бойся.
Тут вдруг сухо щелкнуло, и потайной ход озарился ярким, привычным, ободряющим светом. И оказалось, что за бронированной дверью шкафа нет никакого потайного хода, зато есть комната, довольно большая. С одной стороны на металлическую махину были прикреплены доски и наклеены выцветшие обои, а с другой она была монументальной и прочной, как броня.
– Пролезай сюда, – велел Добровольский. – Не бойся.
Олимпиада Владимировна шагнула и чуть не упала. Он поддержал ее под локоть.
– Я же тебе говорил, ступенька!
Олимпиада оглядывалась в изумлении.
Потайная комната была большая, квадратная и без окон. Потолка тоже не было, комната упиралась прямо в крышу, были видны балки.
Когда Олимпиада была маленькой, она очень хотела найти клад и была совершенно уверена, что найдет его, стоит только поискать получше – мало ли тайников спрятано за старыми стенами. Клад она не нашла и тайников никаких тогда не обнаружила, а оказывается – вот он, тайник, да еще какой! Чердак у них в доме и впрямь был какой-то однобокий, маленький, слева много места, а справа почти нет, глухая стена. Оказывается, вот оно, продолжение чердака, то, что было за стенкой, потому и потолки здесь такие высокие! Вряд ли нынче кто-нибудь сможет ответить на вопрос, зачем строители, возводившие в начале двадцатого века их дом, оставили глухой высоченный «карман» без дверей и окон, как пить дать не было в те времена всесильной БТИ, проводившей «замеры» и бравшей на учет каждый метр! Может, здесь жил банкир, собиравшийся поставить «несгораемые шкафы» с ассигнациями и банковскими билетами? Или фотограф из ателье на Покровке, проявлявший в полной темноте свои пластины? Непонятно, непонятно, но вот же она, потайная комната, попасть в которую можно только из шкафа, как в кино!..
Добровольский посмотрел на нее.
– Вот здесь он и жил, а там у него просто так… декорации.
Олимпиада все оглядывалась. Под потолком горела мощная лампа без абажура, заливала все помещение яростным электрическим огнем. Здесь был огромный плоский телевизор, несколько открытых полок с наваленным инструментом, проводами и еще чем-то непонятным, два стола, побольше и поменьше, тоже заваленные и заставленные аппаратурой. Еще какие-то коробки, ящики и даже сейф, похожий на танк, в зеленой броне.
– Что это такое?! – спросила Олимпиада у Добровольского, словно это он тут жил. – Что это за комната?!
Добровольский не ответил. Он ходил вдоль стен, что-то рассматривал, брал в руки и опять отставлял, и снова рассматривал. Он даже потыкал пальцем в какую-то емкость, потом понюхал его и попробовал на вкус!..
Олимпиада была потрясена. Она никогда не видела потайных комнат, и, по идее, такие должны принадлежать неким романтическим персонажам, загадочным и странным, вроде Брэда Питта из фильма «Знакомьтесь, Джо Блэк», а уж никак не дяде Гоше Племянникову.
Или, может, это комната его сына? Но ведь и в его сыне не было ничего загадочного и романтического, так, обыкновенный оболтус, ничего особенного, как сказала бы Люсинда Окорокова!
Здесь даже чайник был – цивилизованный электрический чайник, и банка хорошего кофе, и чистые чашки на отдельной полке, и коричневый сахар. Дядя Гоша Племянников пил хороший кофе с коричневым сахаром?!
Добровольский громко хмыкнул, и Олимпиада на него оглянулась. Он вытащил из-под верстака какую-то кривую блестящую трубу и потряс ею.
– Вот твой самогонный аппарат. Права была Настасья Николаевна, которая считала, что самогон происходит именно из этой квартиры! Только твоя бабушка ничего не знала про потайную комнату.
– Что это значит? – строго спросила Олимпиада, как будто она была общественницей Парамоновой. – Что тут происходит?
Добровольский затолкал трубу обратно под верстак, подошел к столу и ткнул пальцем в белый порошок.
– Знаешь, что это такое?
– Кокаин? – проявила смекалку Олимпиада, вооруженная знаниями о том, что нынче все повально и повсеместно заняты подпольным производством и торговлей наркотиками.
Добровольский покачал головой.
– Это взрывчатка, – подумал и добавил: – Мне нужно поговорить с твоим кавалером. Он сейчас у тебя?
Парамонова смотрела телевизор. Шел уже десятый час, и нужно было ложиться спать, да и по телевизору ничего хорошего не показывали. Парамонова любила настоящие, правдивые кинофильмы, например «Радость и слезы», это тот, где Хуан-Антонио не узнает свою дочь Фелицию-Круазетту, а она влюблена в дона Марио, который на самом деле ее брат, но она об этом не догадывается, потому что Марио еще в младенчестве украли, а их мать Сесилия потеряла память. «Слон» тоже ничего, про шаха, который на самом деле был английский дворянин, но его родители оба потеряли память, и негодная кормилица Ханума продала его в рабство отцу нынешнего правителя, Ишид-Бею, а у того не было детей. То есть он не знал, что у него есть сын, потому что мачеха его третьей жены Биль-Ба-Шют скрыла от него рождение Фархада, а потом он ослеп и не мог признать своего сына, потому что единственной особой приметой у того была фамильная родинка на шее, но Ишид-Бей был слеп и не мог увидеть родинку! А Фархад все это время думал, что он раб, хотя воспитывали его как самого настоящего вельможу и он даже учился в Англии, и его собственная двоюродная сестра не узнала его, когда встретила на балу. И он тоже ее не узнал, а когда она в него влюбилась, решил бежать из-под гнета Ишид-Бея, но опоздал. Его короновали, а он мечтал соединиться со своей возлюбленной, несмотря на то, что она к тому времени уже упала с лошади и тоже потеряла память и никак не могла вспомнить, от кого она родила своего малютку!