Весенняя страсть
Шрифт:
Пока она все это говорила, ее сердце постепенно забилось ровнее.
Гиллиам изумленно поднял брови.
– Но ты для меня не великанша, – проговорил он тихо, – и никакая не амазонка. Я же не жалкий недомерок, слабый и беспомощный, который мог бы сказать такое из зависти к твоему росту. И насчет внешности тоже неправда. У тебя очень красивые глаза, самые красивые, какие я видел у женщин. Волосы такие пышные, вьющиеся, полные жизни. Я не могу спокойно на тебя смотреть, меня соблазняет твое тело, я просто сгораю от желания. – С этими словами Гиллиам поставил жену на землю, но рук с ее спины не убрал. Николь
В голубых глазах не было даже искорки смеха, в них горело желание. Желание ее тела. Жажда ее любви. Николь читала это и в мягком изгибе его губ, и в напряженной линии подбородка. Не веря себе, она покачала головой. Ни один мужчина никогда не хотел ее.
– Я поняла, ты сумасшедший. Действительно сумасшедший.
Она надеялась сказать это в полный голос, но с ее губ сорвался лишь тихий шепот. Поэтому Николь решительно добавила:
– Отпусти меня.
Ледяной ветер крутился вокруг ее обнаженных ног, забираясь под юбки. И как тогда, на ступеньках церкви, его объятия стали крепче. Гиллиам приподнял ее, и она встала на цыпочки. Глядя мужу в лицо, Николь видела, как сильно он хочет ее. Только ее. Никаких сомнений. Он считает ее красивой. Николь едва не задохнулась от охватившего ее с головы до пят удовольствия. Она закрыла глаза, когда он потянулся к ней губами.
Поцелуй был теплый, мягкий, может, не слишком страстный, но она почувствовала, как глубоко внутри что-то запульсировало. Она прижалась к нему губами, а руки сами собой поползли вверх и сцепились у него на затылке. Тогда его губы ожили и задвигались, и девушка перестала дышать.
Гиллиам стянул шарф с ее головы, взял в мозолистые ладони ее лицо, потом запустил пальцы в волосы. Она не противилась его поцелуям до тех пор, пока кровь не забурлила в жилах.
Внезапно ее одолело страстное желание захватить его рот своими губами и не отпускать. Николь потянулась к мужу, не обращая внимания на кольчугу, царапавшую ей грудь. Завладев его ртом, Николь сразу стала необычайно требовательной, заставляя Гиллиама оставить игру и поцеловать ее со всей страстью.
Он чуть не задыхался, впиваясь в нее ртом, одной рукой поддерживая жену за затылок, а другой крепко прижимая к себе. Его губы словно растворялись в глубоком поцелуе. Голова Николь кружилась, но она отвечала ему с не меньшей страстью, сгорая от желания. Она с трудом оторвала свои губы от его рта и принялась целовать подбородок, мочку уха, от чего по всему телу Гиллиама пробежала дрожь. Он тихо застонал, как от боли. Теперь пришла очередь Николь вздрогнуть: ее потрясло собственное поведение, но остановиться она не могла.
Поцелуи и ласки возбуждали обоих. Губы Николь с новой страстью ласкали шею мужа, пальцы играли с его волосами, заставляя Гиллиама наклониться так низко, чтобы можно было еще сильнее впиться ему в губы. Гиллиам громко застонал. Его рука скользнула к груди Николь, и в этот момент что-то внутри нее взорвалось. Девушка выгнулась всем телом от удовольствия и удивления.
Он сразу убрал руку и снова обнял Николь. Она все теснее и теснее прижималась к мужу, и он тихо выдохнул:
– Боже мой, какая сладкая мука! Если ты не
Николь разочарованно нахмурилась. Она совсем не хотела прекращать. Во всяком случае, не сейчас, когда каждое прикосновение доставляло столько удовольствия и внутри оживало что-то странное.
– Но я… – начала она, но не нашла слов продолжить свою мысль.
Гиллиам отпустил Николь, схватил ее руки в свои и отступил на шаг. Николь разочарованно вскрикнула. Всем сердцем ей хотелось оставаться в его объятиях. Он закрыл глаза и прижался губами к ее ладони.
У девушки задрожали колени, дыхание участилось, она никак не могла взять себя в руки. Что он такое с ней делает? Какое волшебство творит? Откуда-то из глубины сознания снова поднялось желание, но Гиллиам отступал все дальше и дальше, пока не отошел на расстояние, откуда уже не мог до нее дотянуться. Николь опустила руки, хотя они тянулись к нему.
– Так ты ляжешь со мной? – хрипло спросил он.
Николь вздрогнула, словно холодный ветер унес с собой тепло, возникшее от соприкосновения их тел. Чувства ее сразу остыли. От холода, пронзившего до костей, она отрезвела, здравый смысл вернулся к ней.
Николь посмотрела на Гиллиама, снова отметив высокие красивые скулы, золото волос, твердую линию подбородка и чувственный изгиб рта. Глаза его стали темно-синими от желания. Боже, как он хорош! И этот мужчина считает, что ему сильно повезло с ней! Гиллиам не относится к ней с презрением, он ценит ее умения, способности, он даже хочет сделать ее своим партнером по тренировкам.
Внезапно из глубины памяти всплыла картина: Гиллиам стоит перед отцом, меч, описав дугу, входит в его горло. Сердце Николь дрогнуло, глаза наполнились слезами.
– Это нечестно, – прошептала она, и по щеке у нее покатилась слеза. – Ну почему единственный человек в мире, которому я нравлюсь такая, какая есть, отнял жизнь у моего отца?
Гиллиам отвернулся.
– Черт побери! Да он был почти мертв. Хочешь знать, зачем я всадил в него меч? Чтобы облегчить его смерть, не дать ему сгореть в пламени пожара.
Николь, удержавшись от вздоха, не думая, что делает, подошла к мужу и прижала дрожащие пальцы к его губам.
– Я не хочу, чтобы ты обвинял себя. – Николь отдернула руку, пораженная собственными словами. – Да что это со мной? – воскликнула она.
Николь повернулась и побежала. Ее сердце разрывалось на части.
ГЛАВА 19
Наутро Гиллиам проснулся с тяжелой головой Он не видел Николь после того, как она убежала от него Он знал, что она ходила навещать священника в сопровождении Уолтера, работала на кухне, и теперь она где-то за стенами Эшби, под надежной защитой.
В последний месяц всякий раз, когда ему удавалось потревожить защитную оболочку, которой Николь окружила себя, она убегала от него и с головой уходила в работу. А после ходила навещать деревенских, хлопотала о здоровье слуг и работников Эшби. В эту ночь она не пришла спать в его постели.
Гиллиам закрыл глаза, вспоминая, какое смущение отразилось в ее прекрасных глазах. Николь сама не ожидала, что простит ему смерть отца. Это произошло само собой, она даже не успела осознать случившегося. Итак, он сокрушил ее последний бастион.