Весенняя страсть
Шрифт:
Николь оказалась в центре комнаты и остановилась, уставившись на огонь. Она была без накидки, с непокрытой головой. Юбки в крови. Верхнее платье разорвано от шеи до талии. Лицо ее было ужасно бледное и застывшее. Взглянув на жену, Гиллиам похолодел. Она, казалось, впала в какое-то отрешенное состояние. Когда он хотел направиться к ней, Томас схватил его за руку.
– Если вы дотронетесь до нее, она ударит, – сказал управляющий. Он поднялся из-за стола и взял его за руку. – Она сейчас как мертвая, понимаете?
– Понимаю, – сказал Гиллиам, освобождая руку.
Он пробрался через толпу возле его стола, не отрывая взгляда от Николь.
Она медленно повернулась, огляделась, но, похоже, никого не увидела. Потом направилась к столу с едой. Гиллиам не сомневался, что она собирается перевернуть стол.
– Отойдите в сторону, – велел он мешавшим ему крестьянам. Когда он наконец оказался возле жены, та уже схватилась за край стола. – Остановись, Николь! – Он старался произнести это громким командным голосом.
Управляющий рассмеялся.
– Ее зовут не Николь, она Колетт, милорд. – Крышка стола уже была приподнята.
– Прекрати немедленно, Колетт! – крикнул Гиллиам, встав у нее за спиной, и осторожно накрыл руками ее руки.
Стол вернулся на место, еда расплескалась, подносы загромыхали. Николь резко повернулась к Гиллиаму, он отступил назад, отпустив ее руки. Толпа ахнула.
Она хотела ударить его, но он перехватил ее руку, Николь подняла другую, но муж оказался проворнее. Гиллиам опустил ее руки вдоль туловища и прижал к бокам. Она стояла с зажатыми руками и смотрела невидящими глазами, но Гиллиам знал, что скрывается за ними.
– Ах, Колетт, неужели тебе так больно? – Она глубоко, с дрожью, вздохнула, лицо ее все еще оставалось бледным, но мало-помалу Николь возвращалась к жизни. Гиллиам отпустил ее, она смотрела на него, не отводя глаз, которые стали темно-зелеными. Он запустил пальцы в ее волосы и принялся нежно массировать виски. Она уперлась головой в его ладонь.
– Поделись своим горем со мной, дорогая, – тихо попросил он. – Отдай мне свой груз. Я понесу его.
Николь моргнула, губы задрожали, когда она попыталась заговорить.
– Гиллиам, – еле слышно произнесла она его имя, сделала шаг и уткнулась ему головой в шею, обняв за талию.
Гиллиам обнял ее.
– Тебе надо поспать. Давай, я отнесу тебя в постель.
Она кивнула, он нагнулся, подхватил ее под колени и поднял на руки. Гиллиам шел к двери, и люди молча расступались перед ним. Он крикнул им с порога:
– Продолжайте праздник без меня! – Управляющий ответил:
– Да, милорд.
Сразу после его слов раздалось громкое икание, глухой стук и победный крик Ральфа Вуда.
Держа на руках тихую, обмякшую Николь, Гиллиам вышел на улицу.
Ледяной ветер, успевший разогнать тучи, набросился на них. Солнце садилось в долину между холмами Эшби, расчертив небо серыми и пурпурными полосами. Холодный ветер играл кудрями Николь, и они плясали возле ее слегка порозовевших щек.
Гиллиам прикрывал жену своим телом, стараясь защитить от холодного ветра, а потом вспомнил об их комнате. Там не теплее. В ней, к сожалению, нельзя установить жаровню, нет никакой тяги. Но ничего не поделаешь, пока они не построят новый зал, придется терпеть. Судя по последним дням, зима будет суровой, так что наверняка придется перебираться в зал, поближе к огню.
Он забрался по лестнице, повозился с задвижкой, открыл дверь. Николь зашевелилась и тихо застонала, словно только что проснулась.
Он посадил ее на кровать, чтобы раскрыть одеяло. Сел рядом с ней и прижал к себе, согревая. Ему надо как-то заставить ее рассказать, что мучит ее, а потом уложить в постель.
Гиллиам смотрел на жену, ожидая, когда она заговорит. Сумерки только начали спускаться, но в комнате было мрачно и серо. Тени ложились на неровные каменные стены, и яркие краски полога вокруг кровати поблекли, обрели безрадостный оловянный оттенок. Ветер проникал в комнату даже через закрытые ставни, тяжелые занавеси слегка надувались над полом. Николь молчала.
Гиллиам пальцем приподнял ее подбородок и заглянул в глаза. Он все еще никак не мог слить воедино два образа: хорошенькой девушки и злой мегеры, накинувшейся на него в аббатстве. Она посмотрела на него зелеными глазами. Лицо оставалось отрешенным, но боль, сидевшая глубоко внутри, пробивалась наружу. Он провел пальцем по ее щеке.
– Может, ты расскажешь мне, что случилось?
Николь замотала головой, но снова обвила руками его талию, уткнувшись лбом ему в плечо. Он стал тихо качать ее. Николь чуть-чуть приподнялась и коснулась губами его шеи. Он вздрогнул. Она передвинула губы выше, к уху. По нему пробежала дрожь.
– Нет, Колетт, тебе надо выплакаться, а не… – Ее рука поднялась к его затылку, пальцы принялись перебирать волосы.
– Не могу. – Слова были произнесены шепотом, но прозвучали громче, чем крик. – Заставь меня что-то чувствовать, а это можешь сделать только ты.
У Гиллиама перехватило дыхание. Он стиснул зубы, борясь с собственным желанием, потом отпустил ее и отодвинулся. Рука Николь оставалась лежать на его бедре, сквозь одежду она ощущала тепло его тела.
– Нет, ты не понимаешь, чего просишь. – Пальцы Николь скользнули по толстой гладкой ткани его одежды вверх, к тому месту, которое больше всего жаждало ее. Гиллиам со стоном схватил ее за руку, их пальцы сплелись.
– Нет, – он покачал головой. Но Боже, ему так хотелось зарыться лицом в ее волосы и целовать, целовать ее бессчетное число раз.
Она коснулась его лица, провела рукой по его лбу. Кончики пальцев, казалось, оставляли горячие следы на щеке. Он судорожно вздохнул, ему не хватало сил остановить ее.
– Прекрати, – выдохнул он ей в руку, когда она обводила линию его рта указательным пальцем.
Николь снова покачала головой, отказываясь подчиниться. Потом нагнулась к нему и поцеловала. Этому поцелую, легкому и быстрому, она научилась у него вчера.